К счастью, довольно быстро собрались все гости, и дети наконец были запущены в игровую зону под открытым небом. Процессом руководили залихватские пираты, и, судя по детскому смеху, представление всем нравилось.
Варя пригласила нас за стол для взрослых, но я отказалась, сообщив, что мне нужно работать с отстающим студентом. Варя сочувственно посмотрела на меня, потом на Альгидраса, и тот изобразил милую улыбку. Выглядел он и вправду как студент: на плече болтался рюкзак, к нему была привязана толстовка, а на футболке красовался принт известной рок-группы.
Мы разместились за столиком в открытом кафе так, чтобы видеть Димку, и Альгидрас просто залип взглядом на детском комплексе. Пользуясь случаем, я принялась его рассматривать. Он повзрослел. Четче обозначились скулы, на подбородке появился новый шрам и еще один на виске.
Альгидрас привстал, глядя на детей, и тут же медленно опустился на стул. Я посмотрела в ту сторону. Один из аниматоров поднимал Димку с земли. Судя по довольному виду ребенка, того все устраивало.
— Там безопасно. Аниматоры за ними смотрят, — сказала я.
Альгидрас, будто очнувшись, перевел взгляд на меня.
— Я понимаю, что ты не отпустила бы его туда, где опасно. Просто мне не нравится, что между нами этот забор и если что…
— Это не забор, а заградительная сетка. Она для того, чтобы дети не выпали с аттракционов.
— Я понимаю, — снова кивнул он. — Мне просто это не нравится.
— О-о-о, — протянула я, — а ты был бы весьма нервным отцом.
— Почему? — серьезно спросил он.
— Потому что дети имеют обыкновение падать на бегу на асфальт, например. А это не земля. Колени стираются на ура.
Я посмотрела на ссадину на его кисти. Он проследил за моим взглядом и серьезно кивнул.
— А еще у них режутся зубки, и тогда они плачут. А от коликов так вообще орут, как резаные. И вот представь: между ним и тобой нет никаких преград, но ты ничего не можешь сделать. Или же, как в случае с Димкой, ребенку, как позже выяснилось, просто не подошел климат Москвы. Кожа трескалась и шелушилась несколько месяцев. Он не спал, плакал, а если задремывал, то во сне расчесывал себя до крови.
Альгидрас сцепил кисти в замок и прижал их к губам. Он смотрел на меня, наморщив лоб, и я понимала, что меня ждут нелегкие времена, потому что мои глупые чувства, кажется, никуда не делись.
— Мне очень жаль, что ты прошла через все это одна, — наконец произнес он и, убрав руки от лица, потянулся к моей руке. Я сцепила кисти в замок и положила их на колени.
