И все же необходимо дать некоторые объяснения в связи с понятием «герои». Большой художник Курбе был материалистом и считал возможным рисовать лишь то, что видел или мог видеть своими глазами, вот почему он осуждал один из идеалистических приемов в живописи — аллегорию. И все же, когда Гюстав Курбе написал свое огромное полотно «Мастерская», ныне выставленное в Лувре, полотно, на котором представлены лишь хорошо знакомые ему вещи, модели картин, нарисованных им за десять лет, собранные вокруг самого художника в его мастерской, он назвал это полотно реальной аллегорией. Так вот, в противоположность призрачным «героям», чей удел состоял в том, чтобы оправдывать начинания буржуазии, пролетариат имеет сегодня реальных героев, обладающих одновременно двумя свойствами: они олицетворяют определенный момент в истории, как это было свойственно Роланду, Робинзону или Растиньяку, и в то же время представляют собою как бы конденсацию всего того лучшего, что есть в человечестве, они не только герои для нас, для сегодняшнего дня, они герои и для прошлого и для будущего. Возьмем, к примеру, Мересьева, героя «Повести о настоящем человеке», написанной советским романистом Полевым: он человек из плоти и крови, которому мы пожимали руку в Париже на Первом конгрессе сторонников мира в зале Плейель; этот летчик с ампутированными ногами, одержавший верх над своим увечьем и сумевший несмотря на протезы управлять военным самолетом, отвечает всем требованиям, которые предъявляли к героизму Гомер, или авторы наших «песен о подвигах», или поэты, воспевавшие наполеоновскую эпопею, и одновременно он останется героем будущего, ибо он черпал силу в своей вере в будущее, ибо он не просто герой, какие бывали в прошлом, но герой окончательного торжества человека, герой-большевик.
Все сказанное выше лишь очень длинное вступление к той теме, которую я собираюсь изложить перед вами; именно для этого я постарался внести ясность в терминологию. Я хочу сказать, что французский пролетариат, первым в мире выступавший на общественной арене как организованная сила, далеко ушел вперед с того времени, когда его можно было изображать ребенком, умирающим с песней на баррикадах,— ныне он перерос Гавроша, возмужал, стал гигантом, классом нового типа, и из недр пролетариата возник олицетворяющий его герой, который лучше, чем Роланд в эпоху феодальных грез, лучше, чем Наполеон, поднявшийся на развалинах Бастилии, воплотил силу, мудрость, исторические судьбы своего класса: этот человек — герой нового типа,
