Все боги были равны в небесной иерархии, никто ни над кем не начальствовал и никто никому не подчинялся, так как управляли они разными Вселенными, каждый — своей.
И вот, приблизительно раз в сотню миллионов лет, они выдумывали для себя какое-нибудь состязание, одновременно являясь и конкурсантами, и жюри.
Миллионы лет — это, разумеется, по земному исчислению. Понятно же, что, будучи бессмертным, не имеющим ни конца, ни начала, отслеживать ход времён — дело, лишённое всякого смысла.
По итогам, тайным голосованием, выявлялся лучший.
Впрочем, особых преимуществ победа не предусматривала, разве что придавала больший вес слову при решении изредка возникающих общепространственных вопросов.
Кто предложил тему последнего конкурса, на завершающем этапе которого надлежало сотворить самосовершенствующееся разумное существо, неважно, но абсолютное большинство на этом этапе срезалось.
Недосягаемым лидером стал он, сотворив по своему образу и подобию людей…
Он очень старался наделить каждого частичкой себя, и ему это, бесспорно, удалось. Ох, как же потом сотоварищи кусали локти, сокрушаясь, что не догадались пойти по такому простому пути!
Но это они ещё не знали, какими муками обернётся творцу его творение. А то сами себя возблагодарили бы за несообразительность.
К несчастью, от момента создания и по сей день, создание доставляло Создателю сплошные неприятности. Последние несколько десятков миллионов лет он только тем и занимался, что носился со своим детищем, как с писаной торбой, выискивая способы вразумить неразумных, и к моменту описания дальнейших событий почти отчаялся и затосковал.
Лишь одно могло отчасти избавить от вселенской тоски — классическая музыка, да шедевры живописи, пронизанные его же собственным божественным дыханием.
Слушая и созерцая, Создатель, уж и не вспомнить в который раз, пытался убедить себя в истинности полюбившегося изречения: «Гений и злодейство — несовместимы».
«Ну вот чего бы всем, вместо творимого ужаса, взять да и не сотворить что-нибудь достойное?..» — сокрушался он, впитывая в себя щемящую мелодию «Лунной сонаты».
Здесь, в небесной обители, не было лунного света, как, впрочем, не было и солнечного. Был просто Свет — всюду и всегда.
Собственно, правильнее сказать, Создатель и был тем Светом. Изредка, в минуты гнева — обжигающим, но по большей части — сияющим бескорыстной и всепоглощающей Любовью.
Да, он любил своё творение! Любил со всей беспредельностью божественной души. И потому страдал. Порой, как сейчас, нестерпимо.
