Мама так и стояла, еще не переобувшись, а папа держал тапки в руках, и оба смотрели на него. Мальчишка шагнул обратно в прихожую и глянул на себя в зеркало. Первое, что он заметил, это то, что у него почему-то большие глаза, но сразу же догадался, - это потому что лицо похудело. Он весь похудел еще больше, чем прежде, - ноги и руки, как спички, коленки и локти торчали голышами суставов. Голова казалось, сейчас скатится с тонкой шеи.
— Не очень и заметно, — он повернулся обратно и улыбнулся.
Мама сглотнула, быстро переобулась и скрылась на кухне. Только оттуда раздался ее слишком звонкий, с дребезжанием голос:
— Отдохните пока, а я на стол накрою!
Отец взял сына за плечи, присел рядом, и посмотрел в глаза:
— Все будет хорошо.
— Я знаю.
— А ты стал другим, малыш.
— Правда? Старше? — догадался он.
После короткой паузы папа ответил:
— Старее.
Конечно, ведь целых шестьдесят восемь дней он жил один, вдали ото всех. На листках кардиограммы он получал от своей вероятной кончины любовные послания, а в самый первый день, когда его увезла скорая, Георг думал, что это и есть - смерть. И если бы кто представил, сколько у него было времени на мысли. Он тоже обнял отца за плечи, ткнулся лбом в лоб:
— Не переживай.
До самого вечера мальчишка находился в состоянии счастья. Его притихшего настроения никто не тревожил, и никто не задавал удивленных вопросов, когда он прохаживался по комнатам, гладя вещи, как нацепил на себя связанный мамой плед и сел на балконе на самом солнцепеке, периодично поднося краешек к лицу и вдыхая запах шерсти и стираного белья. Он долго сидел, уже начало темнеть, один раз только мама зашла спросить, хорошо ли он себя чувствует.
— Да, я еще посижу.
Из палаты в окно не было видно ни одного дерева. И из окна в коридоре тоже. Георг находился в новой больнице, не в старой, и там, видимо, не было никакого сада. А небо, то всегда по ночам было черным или серым, и не было видно звезд, ни разу. Теперь же он не мог отвести глаз от крон, которых волнами волновал ветер. Они шумели, снизу со двора доносились сначала звуки играющей компании, разговоры соседей по дому и редкие призывы домашних котов и собак. Когда начало смеркаться, в небе стали загораться звездочки.
— Соскучился?
Мальчишка насторожил слух. Послышалось?
— Теперь ты не будешь думать, что не стоит жить, если ты обречен просуществовать эту жизнь в своей комнате?
— Оливия?
Оруженосец спрыгнула откуда-то сверху на балкон, и тут же села на перила спиной к городу.
