— У нас разные случаи.
Дальше мы шли молча. Садовая дорожка расширялась, превращаясь в парковую аллею, на которой кособоко разлеглись тополиные тени. Это начинался город.
Не думать я не могла, и, прежде всего, о том, что мир сов не разразился громом и молниями на королевское вторжение в свои пространства. Более того, - он даже повел себя так, как если бы Гарольд сам прошел сквозь прутья забора, а не моя клятва его провела. Конечно, обычные люди тоже строят себе тюрьмы, потому что страдают от переизбытка преступников: один виноват в том, что зарубили проект, другой в том, что брак неудачен, что работа не та, что профессию заставили получить не ту, какую хотелось. А по мелочам жизни, так и вовсе тьма виноватых. Но здесь! Здесь каземат мог быть только для определенных виновников…
— Ты болен? — осторожно спросила я.
Может, он потому и захотел побывать здесь, во что бы то ни стало, чтобы знать, к чему готовиться?
— Нет, а почему ты спросила?
— Это честный ответ?
— Конечно. Иначе мне бы не понадобилась ничья помощь для входа в твой мир.
Не сходились концы с концами. Слишком мало времени прошло, чтобы так сразу начать понимать происходящее. И особенно причины этого происходящего, как то письмо, что прислал мне отец. Остается только терпеть и ждать.
— Это кто здесь ходит по ночным бульварам? — медленным голосом, растягивающим почти каждое слово, раздалось впереди нас, и из темноты показался человек в сюртуке и плоской шапке. — Кого тут носит нелегкая?
— А что это за город?
— Город, как город, спят люди… не мешайте.
Мужчина достал из кармана молоточек, а из-за спины за медное ухо маленький колокол. Ударил молоточком о краешек и раздался мелодичный гулкий звон. Это и была колотушка.
— При таком звуке никто не уснет, — заметил Гарольд.
Тот перевел на него глаза, и предметы тут же исчезли из рук. Незнакомец обошел нас большим полукругом, и уже находясь на приличном безопасном расстоянии, так же растягивая слова, произнес:
— А тебя сюда никто не звал, ваше величество… а у тебя, если на то пошло, есть свой мир, мир рабов, мир невольников и самоубийц… так проваливай туда, и не суй нос к благородным рыцарям. Вон отсюда!
— Размечтался, — крикнула я, — сам проваливай!
— А тебе, девочка, это тоже чести не делает, — не унимался мужчина, — позор… позор…
Он неожиданно сгреб что-то из воздуха обеими руками, и размахнулся с таким трудом, словно швырял пудовую гирю. Возле меня тяжело ухнула земля, раскололась дорога и горячая воздушная волна ударила в грудь. Я оглохла на какое-то время, и только потом стала различать гудки машин.
