— Почему?
За пределами было заметно свежее, и даже появился легкий ночной ветерок, развивающий от косяка ошметки светящейся паутины.
— Ты должен что-нибудь сделать.
— Кому должен?
Он спрашивал абсолютно серьезно, а я не знала, как объяснить, что просто должен, и все.
— Зачем тогда приходить сюда? Себе должен, больше никому. Разрушь ее, сотри с лица земли и выкини ключ, или тебе нравиться быть тюремщиком?
— Нет-нет, ты неправильно поняла то, что правильно понял я. Тот, кто во всем виноват, обязан сидеть здесь. Его нельзя выпускать и нельзя прощать. Темницу нельзя разрушать ни в коем случае!
Двери захлопнулись сами по себе, и с таким грохотом, что мы оба от неожиданности пригнули головы. Мне стало нехорошо.
— Это неправильный поступок.
— Узнаю сам себя.
А я его не узнавала. Прежний веселый настрой куда-то исчез, уступив место непререкаемой воле.
— Как угодно.
— Идем дальше?
Дальше? Если нас пустят дальше…
От темницы из сада уже вела мощеная старинная дорога, и идти было легче. По некоторым признакам подступающего к сердцу могильного холодка, неподалеку было кладбище. А просачивающиеся сквозь темный воздух звуки собачьего лая и гонга колотушек, свидетельствовали о городе.
— Ты обо всем здесь знаешь, как правильно поступать?
— Нет.
— Расскажи. В чем я не прав, по-твоему?
Я немного подумала, прежде чем объяснить:
— Человек сов обычно всегда выстраивает темницу виноватых, и постепенно или сразу сажает туда тех, кого таковыми считает. И вместо того, чтобы тратить силы на свой путь, он остается на месте, остается жить там, внутри, вместе со своими заключенными и превращается в тюремщика. Если ее не разрушить, то и не обрести свободы. Человек сов навсегда сам становится пленником “тех, кто во всем виноват”…
— У тебя все получилось?
— Получилось.
— Всех простила и отпустила?
Усомнившись, я посмотрела на Гарольда:
— А тебе действительно интересно знать?
Обычно, в историях о других людях о себе не рассказывают. По всем правилам, он не должен был мне задавать этот вопрос.
— Интересно.
— Да, я выстроила ее. А потом ходила вдоль пустых ниш, рубила воздух, и все ждала, что хоть кто-нибудь появится. Очень хотелось вмазать кому-нибудь за все хорошее. И тюрьма стояла, стояла до тех пор, пока я там жила и пыталась заточить хоть одного узника, да не получалось. Каждый раз выходило, что никто не был виноват… как только я смирилась с мыслью, что мстить мне некому, стены рухнули и я вздохнула свободно. Я уверена, что тебе бы стало намного легче, если бы сейчас уходили с руин.
