За такими, тоже не слишком веселыми размышлениями меня и застал появившийся откуда-то Трегуб. Он молча пропустил меня в свой кабинет и, еще не успев сесть, сказал:
- Все началось с того, что ночью, подписывая полосу, Поспелов спросил у дежурного по номеру: «А кто такой Рунин? Что вы о нем знаете?» Стали выяснять...
Вот оно!.. Случилось то, чего я столько лет боялся и что рано или поздно не могло не случиться... Раз им уже все известно, чего же дальше темнить... И, не дожидаясь продолжения, я заплетающимся языком произнес:
- Да, я должен был вас заранее уведомить о компрометирующем меня обстоятельстве - у меня арестована сестра...
Но Трегуб прервал мое покаянное слово и нетерпеливо отмахнулся от этой темы, так и не спросив, за что она арестована. Впрочем, тогда подобные вопросы звучали крайне глупо и их не задавали.
- Ай, да разве в этом дело?! - неожиданно произнес он, явно досадуя, потому что куда-то торопился. -Нынче у всех арестована сестра...Поспелова интересует, на каком вы курсе, сколько вам лет, кто у вас руководитель семинара по критике, где и что вы уже напечатали, с какого года вы в партии!.. Сейчас я зафиксирую все эти данные, и дело с концом. - Он посмотрел на часы, порывисто схватил лист бумаги, ручку и приготовился записывать.
-Ноя беспартийный, - ликуя в душе, но еще с трудом преодолевая остаточное ощущение полного краха, только что грозившего мне, промямлил я. «Черт с ней, со статьей, важно, что они ничего не знают!..»
- Так вы не член партии! - удивился Трегуб и машинально отложил ручку. Но тут же взял ее снова и, как-то задумчиво посмотрев в окно, добавил: — Впрочем, может, это даже...
Он не закончил фразы и принялся записывать сведения обо мне, интересующие Поспелова.
Через несколько дней моя статья увидела свет.
Так я начал печататься в «Правде», лишь чудом избежав невольного саморазоблачения.
Мой дебют в «Правде» относился ко временам не столь уж далеким - всего-то прошло с тех пор три-четыре года. Но после фронта и месяца в окружении казалось, что это было давным-давно, еще в той жизни, и не со мной, а с кем-то другим...
«Да, - с тоской размышлял я, - теперь, после окружения, проверочки пойдут посерьезнее... На пункте сбора политсостава так просто, на слово, мне вряд ли поверят...»
Я вновь со всей остротой ощутил гнет вот уже шесть лет давящей на мое сознание зловещей тайны. В окружении меня со всех сторон подстерегала угроза гибели от пули иноземца, но там тяготеющий надо мной рок порочной анкеты отступил куда-то далеко-далеко, на задний план. Вырвавшись из вражеского кольца, я тем самым вернул себе постоянную угрозу разоблачения. Там меня на каждом шагу могла погубить моя национальность. Здесь меня в любой день могли погубить утаенные родственные нити.
