Но тут бабушка срочно прервала своё возмущение, так как из города вернулся дедушка Лейб. Бабушка решила сегодня ему ничего не говорить. Завтра утром, во время завтрака, она ему всё расскажет, и не «громом», а намеками.
Ревекка собиралась уходить.
Вошел дедушка. – Обожди, – сказал он, – есть с тобой разговор. – По нему было видно, что он борется с собой. Смерил глазами бабушку, потом маму. Долго искал что-то в своих карманах, наконец, в одном из них нашёл и вынул очки. Оседлав свой нос очками, тем самым временем, дедушка «мысленно» принял решение – не срываться, держать себя в руках. В-общем, сделать так, как ему, Лейбу, рекомендовал брат Сары, Шая[76] Блантер, чтобы не попасть в беду, как Давид Магидсон[77], владелец местного стеклозавода. Назло отцу дочь пошла с «иноверцем» в церковь.
У Шаи он бывал частенько, а сегодня зашел к нему нарочно.
Дело в том, что сегодня днём некоторые евреи, встречавшиеся с ним на улицах города, поздравляли его и говорили ему. – «Мазул Тов[78]».
Он отвечал. – «Гам Атэм[79]».
Затем дедушка остановил одного и попросил пояснить. – За что мне такая честь?
– Как так? Вы что-то скрываете от меня, рэб Лейб? Такое событие!!! Полгорода знает, что Хаим-Этель-Моше-Гиршулс[80] и Ваша Ревекка уже «жених» и «невеста»… Таки да!
После получения «такой» информации, дедушка пошёл к Шае быстрым шагом, чуть ли не бегом. Благо, что дедушка был невдалеке от его дома. Все жители Хотимска, кого не спроси, – где он, Шая, живёт? – скажут вам. – Здесь. Рядом. Вот тут.
Ревекка вернулась, подошла к стулу, взялась за спинку, давая тем самым знать отцу, что она приготовилась слушать его, а у самой сердце дрожит, она терзается в догадках. – Что скажет сейчас отец? Сегодня у нас всё должно решиться.
Дедушка Лейб подошел к дочери, осторожно тронул её плечо и тихо сказал.
– Дочь моя Ревекка! Я пришел из города, обо всем знаю, мне многие желали «Мазул Тов». И, как у нас положено, я отвечал «Гам Атэм». Там же я узнал, почему меня поздравляли. Значит, ты решила сама, без моего «благословения»…
– Ты ведь хорошо знаешь, – продолжал дедушка, – что все Фейгины – Митнагдим[81], малограмотные, и почти все ремесленники, а мы – Хасиды[82] -Талмудисты.
– Среди нас много священнослужителей, Кейганым[83], без которых не может обойтись ни одна синагога в мире. А ты пренебрегла нами.
Ревекка, слушая мораль отца, сперва крепилась, глотала слезы, потом всплакнула, затем ещё сильнее, а там уже дальше, ещё больше и, наконец, навзрыд. Мораль дедушки не повлияла на бабушку Сару настолько сильно, насколько слезы дочери, на эту «ситуацию» ответила слезами и она.
