Я вспоминаю свое детство. Когда я был малышом, меня водила в синагогу за руку все та же бабушка Сара. И я видел там, как в праздник Йом-Кипур[84] при страшной молитве «эйл эй рах дын» – «Б-г правит суд», когда «хазан[85]» на «биме[86]» читает молитву нараспев, то почти все женщины плачут навзрыд.
Здесь у нас один дедушка читает «мораль», а бабушка и мама плачут навзрыд. Потом дальше… продолжается «мораль».
– Почему Ревекка пренебрегла Хасидами???
– Твой брат Абрам взял себе в жены девушку, дочь Хасида, Матлю[87].
– Твоя сестра Ципейра вышла замуж за Хасида, Когана[88]Менделя[89].
– Твоя сестра Люба вышла за Кейгана, Хасида, Шульмана[90] Менделя.
– Слушай меня, дочь наша, Ревекка. – Сказал дедушка, теперь уже и сам со слезами на глазах.
Мама моя постояла ещё немного, и всё смотрела на своего отца в ожидании от него «спасительного слова».
Но дедушка пренебрег предостережением Шаи Блантера, старшего по возрасту и по степени образования, то есть, по степени знания Талмуда. – Чтобы не попасть в беду, не «срываться».
И все же, вопреки жизненным интересам собственной семьи, дедушка остался верным Хасидом. Особенно это выразилось в содержании текста «морали». Дед Лейб – это типичная копия ПРАОТЦА АВРААМА, ГОТОВОГО ПРИНЕСТИ СВОЕГО ЛЮБИМОГО СЫНА ИСААКА В ЖЕРТВУ[91] БОГУ «ИЕГОВЕ[92]».
– Ты – ДОЧЬ ХАСИДА-ТАЛМУДИСТА, а ЖЕЛАЕШЬ ВЫЙТИ ЗАМУЖ ЗА МИТНАГЕДА[93] ФЕЙГИНА ХАИМА.
– ПОЭТОМУ ЗАЯВЛЯЮ, – продолжил дедушка, – ЧТО Я КАТЕГОРИЧЕСКИ ПРОТИВ ЭТОГО БРАКА! И ЕСЛИ ТЫ НА ЭТОМ НАСТАИВАЕШЬ, ТО – ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ МОЙ ТРУП.
Дедушка выговаривал эти слова так громко и четко, что всё, до единого слова, было слышно за стеной в пекарне. Работавшие там Абрам, Меер и Рая переглянулись, и Абрам сказал своим родным: – Да там, похоже, «столпотворение вавилонское[94]», – и все трое заулыбались.
Что же происходило в комнате, служившей столовой, где находились отец, мать и Ревекка?
Выглядела комната, словно в ней проходит небольшое, но, с серьезной «повесткой дня», совещание. Лица у всех, как и само настроение, были предельно напряженные.
Все – стоят. Дедушка – с одной стороны стола, бабушка и мама – с другой.
Сначала дедушка восхвалял своих детей Абрама, Ципейру и Любу за то, что они, конечно, не без участия «шадханим[95]», связали свои судьбы с детьми таких же Хасидов, как и сам дедушка Лейб.
Потом уже начал отчитывать Ревекку, Богоотступницу, за её любовь к Митнагеду.
Моя мама понизила тон своего плача, чтобы яснее было слышно, о чем говорит дедушка. Ей казалось, что отцова мораль – это просто так, для успокоения его «хасидской совести», но не больше, что отец не желает ей зла, что стоит ей сейчас продержаться немного в таком «смиренном» положении, и отцовское сердце «оттает»…
