С хрустом надломилась кость; клюв дёрнулся, трусливо отскочил назад и спрятался за туловищем.
– За чертой твоего страха, мальчик, – огрызнулась голова. – И ты дорого заплатишь, если осмелишься зайти за неё. Слышал историю о шестерых детках в тёмном подвале, что не рискнули заглянуть за такую же железную дверь, как здесь на входе? Они поплатились за свой страх.
– Поплатились за страх, – усмехнулся Лёша, – а я ничуть не боюсь. Будь ты хоть трижды Душехлёбом или самим Лектором, ты показал мне себя, значит, ты живой, как и я, более того, считаешь меня равным себе. А равных мне я не боюсь.
– Ты бы испугался мертвеца? – Авик вновь залился громким мерзким смехом, и даже клюв выскочил из-за туловища, словно в поддержку радости головы. – Неужели ты не слышал об этом: живых надо бояться, а не мёртвых.
– Все так говорят, – улыбнулся юноша, – пока мёртвых не повстречают.
Авик выпучил глаза и широко раскрыл рот. Красная лампа погасла, и всё погрузилось во тьму.
IV. Зал 2. Доктор Сейович
Очнувшись в хорошо освещённой комнате с белыми узорчатыми обоями и тёмным паркетом, Лёша глубоко вздохнул и неожиданно, будто от удара током, вздрогнул, испугавшись собственного дыхания. Когда глаза привыкли к свету, он увидел, что рядом с ним находятся ещё трое мужчин в таких же белых платьях как у него; один сидел рядом с Лёшей, а двое других – напротив. Все они развалились на раскладных стульях; ещё один стул, что стоял напротив белой, будто балконной пластиковой двери, как бы во главе остальных стульев, пустовал.
В комнату вошёл высокий человек в сером классическом костюме. Не глядя на собравшийся квартет, он проследовал к своему стулу, сел на него, закинув ногу на ногу, и достал из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнотик с чёрной кожаной обложкой.
– Итак, Второй, – хриплым голосом начал человек, – расскажите о себе.
– Я – Второй, – вступил Лёшин сосед, – и мне всё это приелось.
Остальные мужчины робко похлопали в ладоши; Лёша поддержал их.
– Сколько лет вы вместе? – спросил человек, заглянув в блокнот.
– Десять, – ответил Второй, качнув головой, – и всё ровно так, как вы говорили, доктор Сейович, от начала и до самого конца. Она была так красива в начале, но…
– Даже самый красивый цветок рано или поздно сгниёт в сырой земле, – закончил за него доктор. – Вы правильно рассуждаете. Любовь, как самый сладкий десерт, долгожданна, вкусна, но, увы, имеет свойство заканчиваться.
– Значит, и не было никакой любви, – с насмешкой вступил другой мужчина, – иначе как вы объясните, что этот, – он указал на своего соседа, что сидел против Лёши, – до сих пор витает в облаках со своей ненаглядной?
