Мысли Анны Сергеевны прыгали с одной на другую. Оторвав взгляд от открыток, посмотрела на бабушкин туалетный столик, стоявший напротив, и ей померещилось, что в его зеркале мелькнуло бабушкино лицо.
“Как всё-таки жаль Галю, всю жизнь одна… Надо ей позвонить…”
А чуть позже, не прошло и пяти минут, позвала сына:
– У меня к тебе просьба: отвези, эту коробку моей подруге на Ришельевскую. Адрес – вот тут на этой записке. Только не тяни. Если сможешь, завтра. Спасибо. Нет, форточку не закрывай, душно. Как же тут у вас душно…
Васенька
Моя жизнь началась с того самого момента, когда Златовласка прижала меня к себе. Я почувствовал, как стучит её сердце, и тут же забилось моё. Можно даже сказать, что у нас долгие годы было общее сердце или душа. Чем уж я так приглянулся златокудрой красавице судить не берусь.
Внешность у меня была самая обычная. Круглое лицо, чуть вздёрнутый нос, голубоватые глаза. Носил я тогда незамысловатую рубашку в мелкую клетку и короткие штанишки, доходящие до колен.
Много времени мы проводили с ней вместе. Ни с кем она не была так близка как со мной, и чтобы не делала, я был рядом.
Помню, как однажды ночью, когда страшная гроза переполошила всё небо, она взяла меня к себе в постель и, прикрывая глаза ладошкой, защищала от всполохов молний. Помню, как сидя в своём уголке около изразцовой печи с начищенной до блеска металлической решёткой поддувала, мы поджидали маленького мышонка, которого подкармливали крошками, запрятанными в мой карман, или дрожали, прижавшись друг к другу, если в дом приходила беда.
Но я чувствовал, что с каждым годом моя стареющая плоть становилась всё более и более уязвимой. Удивляюсь, как она не замечала этого. Изо дня в день я оттягивал день моего ухода, боясь причинить ей огорчение. Ведь только я мог утешить её в горькие минуты обид и невзгод. И всё же, улучив благоприятный момент её увлечения новыми красками, решился. Теперь я мог только издалека наблюдать за ней, из своей больнички, где мне предстояло поменять не только рубашку, но и кожу, глаза, волосы…
Помню, как наконец-то, в день рождения моей златокудрой красавицы, помолодевший, наряженный в новую бархатную жилетку и такие же бархатные штаны, зажав в руке цветы, я долго стоял у дверей ожидая её пробуждения. Я волновался. Когда же она пробежала босиком через комнату и, не обратив внимания на цветы, мой посвежевший вид и новый костюм, пылко обняла меня и прижала к себе, я почувствовал, как защемило сердце и, кажется, ещё бы чуть-чуть и моя новая жилетка намокла от слёз.
