Маша встает, отряхивает с платья крошки, и удаляется. Какая же она беззаботная, чем-то напоминает корову. Как-то раз я гостила в деревне, и, прогуливаясь по берегу речки увидела, что туда свалилась корова. Вся деревня бросилась ее спасать. Она лежала на спине и хлопала глазами. Кажется, если Маша упадет в речку, она вот точно также будет лежать и хлопать глазами. А потом придет ее муж-волшебник и вытащит ее оттуда под аплодисменты нашей редакции.
Гульнур Машу воспринимает по-другому, не как священное индийское животное:
– Тупая овца, все пирожки съела, хоть бы раз что-то на стол принесла нормальное, нет, тащит свои пряники деревянные, – фыркает она, как только дверь благополучно закрывается. – И на какие шиши только квартиры покупают? Ну чем вот я хуже, а Альфия? Почему у меня не получается? Мой каждый выходные по клубам… И ведь уйти я не могу, дочка еще маленькая.
– Да врет она все, – подключается Альфия, – им родители помогают… У нее муж кто? Строитель. Строитель простой. Вообще не понимаю как со строителем можно жить, без образования… Вот мой – творческий человек, талантливый. Знаете как мне с ним интересно?
Мы все знаем, что живет талантливый человек на деньги Альфии, и что его творческие проекты почему-то никогда не выстреливают, и в театре ему не дают хороших ролей, и… При ссорах с ней он, входя в образ, вопит: «Я живу здесь, в квартире с твой матерью алкоголичкой, только потому что пока еще не нашел свою настоящую музу!». Но Альфия считает, что она и есть его муза, и отказываться от такого счастья не хочет.
Анечка молчит. У нее пока нет парня, да и кроме стерв-соседок в общаге никаких проблем у нее тоже нет. Она знает как и где нужно вовремя улыбнуться, пококетничать. Ее и сюда взяли только потому, что она, понравилась директору. Толку от нее никакого.
Это мы сидим тут от звонка до звонка – то есть с девяти до шести. А у нее ненормированный рабочий день – ведь она студентка. Правда, зарплата у нее такая же, как у остальных. А еще, на фоне цветущей и вертлявой Анечки, я – угрюмая, задавленная бытовыми проблемами стареющая женщина двадцати шести лет. И за это я терпеть не могу Анечку. Впрочем я могла бы ей простить молодость, если бы не одно но. Ее должность выше моей, но она ни черта не делает. Я сижу в своей комнатушке и одна составляю план будущего журнала, сама провожу интервью, пишу статьи. Анечка должна все это делать со мной в команде. Однако, все, что я вижу это открытые на компьютере соцсети и верчение перед зеркалом. Ее интересуют престиж, красивые люди, дорогие дома, богатые парни. И, наверное, она в силу юного возраста полагает, что меня в мои двадцать шесть лет могут интересовать только медицинские аппараты, про которые я пишу в журнал.
