Он снял эту угловую квартиру на последнем этаже дома из красного кирпича только потому, что окно было похоже на иллюминатор. После всех перенесенных операций на ноге он стремился окружить себя мягкими линиями и предпочитал не держать дома ничего острого, этого хватало и на работе. Круглый стол, оплывший диван, овальное зеркало в ванной. Еду он покупал только ту, которую не нужно было резать или чистить ножом – сначала в виде развлечения и упражнения фантазии, потом это вошло в привычку. Небольшие булки, яблоки, яйца, маленькие сладкие помидоры. Картошку он запекал целиком и ел прямо с хрустящей кожурой, грецкие орехи колол ножкой стула. Ветчину и сыр просил нарезать на специальной машине в магазине, но при этом старался туда не смотреть. Почему-то это было неприятно, особенно в случае с ветчиной.
Облака плавали в иллюминаторе аквариумными рыбками. Большая медведица тоже была там, яркая и постоянная. Она была всегда, во всех его окнах, с детства и до сих пор. Месяц постепенно перерастал половину и превращался в луну. Она болталась в иллюминаторе, как шарик в строительном уровне. Снизу окно тоже было похоже на луну. Одна маленькая девочка так и сказала своей маме: «Смотри, луна!». Но мама только обидно рассмеялась в ответ.
По выходным он ездил за город на маленьком желтом поезде – погулять по лесу или мелким сонным городкам с одинаковыми центральными площадями. Врач настаивал на том, чтобы он разрабатывал колено. Так что он бродил по лесу, нюхал сосны, а когда был дождь и нога ныла слишком настойчиво, шел в кино. В свой любимый маленький кинотеатр, из породы выживающих, с дневными лекциями по истории кино для пенсионеров. Он брал в баре вишневую настойку и слушал, как сквозь звуковое полотно фильма прорываются нити дождя. Иногда он специально опаздывал, чтобы посмотреть, как в коридоре перед залом пожилой билетер уютно разгадывает судоку при свете настольной лампы. Билетер никогда не сердился на него за опоздания, он и сам прихрамывал.
В выходные жить было немного легче, особенно когда он ходил по лесу или попадал на хороший фильм. Будние же дни часто бывали абсолютно бессмысленными. Тогда прямо в каморке его охватывало неприятное чувство, что жизнь проходит мимо. Хотя он сам ее такую для себя выбрал. Но она и правда проходила: люди шли мимо, мимо, что-то видели до и после, ненадолго заходили к нему и снова шли куда-то. А он сидел на одном месте и ждал, когда жизнь зайдет за ним – не люди, а жизнь, как друг в детстве, – и скажет: «Ты идешь?».
