Когда в юность врывается война | страница 42



– С добрым утром, Аннушка! – это удовольствие я покупаю за десять копеек.

Или вы заблудились в большой многолюдной Москве. Вы бродите по её бесчисленным улицам, то и дело спрашивая дорогу у москвичей. Но одни вас посылают в одну сторону, другие – в совершенно противоположную.

Вы нервничаете, вы ругаетесь… Но всё напрасно: спускайтесь в любом спуске в метро и там, под Москвой, вы сразу разберётесь в том, в чём вы не могли разобраться в Москве. Убедительные схемы и надписи на станциях пояснят вам всё.

Или, наконец, вам захотелось узнать самое точное время, но у вас нет хороших часов. Тогда вы заходите в тот же телефон-автомат и набираете номер: К-4-05-45.

В ту же минуту спокойным голосом трубка скажет вам самое точное московское время. Таким образом, вы покупаете себе часы за десять копеек, причем, самые точные часы. Вы можете быть спокойны и за себя, и за них: их у вас не украдут, вас за них не убьют.

Мы любовались Москвой. Загорелые и веселые, полные жизни и кипучей энергии, мы весело проводили оставшиеся дни отпуска. Помню, однажды мы с Васей решили посетить государственную консерваторию, так как старались охватить все культурные учреждения. В тот вечер в Большом зале Государственной консерватории Союза ССР давали концерт народные артисты Литовской ССР супруги Блантер.

Обычно такие концерты посещают люди, разбирающиеся в музыке – нас сразу удивила пестрота и разнообразие зрителей. Было, похоже, что мы попали не в консерваторию, а на маскарад. Трудно было объяснить причины таких странных нарядов. Одни были одеты в старые западноевропейские костюмы, другие во фраки с длинной полой сзади. Военных там было двое: я да Вася…

– Видно, попали мы не в свою семейку, – сказал мне друг, взглядом указывая на пожилого мужчину с длинной бородой, – но ничего, заплатили по 45 руб. и выдержим это испытание до конца.

Мы заняли свои места. Открылся занавес, и музыканты предстали перед публикой. Большой орган без дела занимал почти всю сцену.

Концерт состоял из двух частей. Первую он – играл на скрипке, вторую она – играла на пианино.

Мы с другом совсем не разбирались в серьезной классической музыке и почти сразу стали скучать. А маэстро вдохновенно играл и играл. Скрипка то визжала, то дребезжала, то орала как кот, на которого нечаянно наступили. Во всяком случае, на меня она производила именно такое впечатление. Судя по Васиному лицу, он испытывал то же самое.

Прошло минут пятнадцать. Маэстро входил в раж. Лицо его то изображало страшную сосредоточенность, то расплывалось в улыбке. Больше ничего естественного мы в его поведении не усмотрели и нам это скоро надоело.