– Слава России! – прогремело над всеми улицами.
Над моим ухом – голос Макса:
– Слава России!
И я вместе со всеми:
– Слава России!
Потом всё перемешалось. Пошли быстрее. Я отстала и потеряла Макса. Но я даже была рада – мне хотелось побыть одной в этой толпе чёрно-красных людей.
У меня вдруг впервые возникло новое чувство – чувство единения со всеми этими чужими людьми. Я была частью чего-то целого, чего-то большего, чем даже весь мир. Мне казалось, что этот памятник и эту улицу, и этот город можно снести, можно хотя бы покачнуть. Весь мой мир до них с его непонятными для меня законами казался ненастоящим, а здесь для меня всё было просто и красиво. Тысячи людей с поднятыми вверх руками, руководимые богом или дьяволом – да не важно кем. Это было для меня сигналом к свободе, символом свободы, символом силы. Наверное, именно это чувство заставляет людей вставать в их ряды и мешает отступить даже, если впереди – мясорубка. И над всеми этими людьми я слышала голос того, кто отдавал приказы. Мне хотелось идти за его голосом – не важно куда.
Наконец остановились на Октябрьской. Сам митинг шёл недолго – и вскоре всем был отдан приказ разъехаться по домам.
Я поехала на Площадь Ильича. Мы договорились заранее с Максом, что встретимся там, если потеряемся. Его телефон не отвечал, и я стояла у штаба одна. Заходить внутрь не хотелось.
Вдруг я услышала голос, который только что призывал к белой свободе.
– Почему в штаб не заходишь?
Это был Пётр.
– Не знаю, – ответила я машинально.
– Вообще, в форме и с нашивками лучше не разгуливать по городу. По крайней мере, одной. Уродов хватает. Тебе куда ехать?
– В Люберцы.
– В Люберцы… – он достал телефон и включил навигатор, – недалеко. Я тебя подброшу. Не ходи одна. Райончик у нас так себе, – он улыбнулся.
Улыбнулся. Пронеслась мысль о Максе, но тут же как-то скрылась. И я сказала:
– Хорошо.
Мы сели в его холодную машину. Шёл снег, и Пётр стал прогревал мотор и очищать стёкла от наледи. Я смотрела на него сквозь лобовое стекло. Было странно видеть, как он молча чистит его от снега и льда. И я вдруг поняла, что с того самого момента, как мы случайно встретились в парке во время его учений, мысль о нём жила в моей голове постоянно. Я что-то делала, о чём-то говорила, куда-то ездила с Максом, целовалась с ним в подъезде, но мысль о том, что сейчас делает Пётр, где он и кто он, крутилась в моей голове снова и снова. Как двусторонняя кассета, какие были у моего отца. Если такую кассету поставить в магнитофон, то она будет играть бесконечно, сама переворачиваться на другую сторону и снова, и снова заводить одни и те же песни. То же самое происходило в моей голове. Не было ни одной секунды, когда бы я не думала о нём. Ни одной.
