Диалог умещался в нескольких простых тезисах, и Шнайдеру они казались примитивными (иногда), иногда – всеобъемлющими.
"Стал ли я убийцей?" – главный вопрос.
Судили, понятное дело, за убийство, но сгорел ли внутри него "предохранитель", отторгающий от убийства подобных себе? "Убить – мерзко. И не в гибели тела загадка, но именно что в погибели души. Душегуб… стал ли я душегубом, для которого зарезать человека, словно высморкаться?" Лаперуз присматривался к "настоящим убийцам" (так он называл осуждённых по 105 статье) и находил, что это "животные особой породы". Полагал, что "не только отчаяния не вызывает у них убийство, или душевного содрогания, но даже приносит радость… плотское удовлетворение, схожее по природе онанированию".
Время от времени начальник лагеря по фамилии Оцуп давал Лаперузу специальное задание. Будучи страстным охотником, Оцуп любил, чтобы ножи его были заточены остро, а никто иной в лагпункте не умел навострить лезвие лучше чем Лаперуз.
Между двумя мужчинами сформировались отношения. Не дружба, не сочувствие (Оцуп не сочувствовал даже лагерным собакам). Не уважение (как можно уважать зэка? нонсенс). Взаимопонимание – слово ближе всего отражало.
…Лаперуз запускал точило и садился на деревянный ящик. На боковине ящика была выжжена надпись "Bordeaux". Как, при каких обстоятельствах в лагерь попало французское вино невозможно было вообразить.
Из первого вопроса вытекал второй: "Искупил ли я вину?"
В токарке бывало пусто – ни единого зэка. И от конвоя начальник лагеря освобождал (чтобы не мешали). Лаперуз развязывал тесёмки кожаного пенала, любовался блеском стали.
"Ведь если я искупил вину, получается, что убийства как бы не было. Иными словами, всё стало, как прежде. Я сломал деталь, и отремонтировал её – искупил оплошку. Но ведь Глова не вернёшь… парадокс… а если его не вернёшь, выходит моя вина неизбывна, и здесь я нахожусь зря. Кой толк в моём сидении в бараке, в заточке ножей, в канаве этой постылой… ежели ничего исправить невозможно? Чепуха получается, ибо занял я у одного, а долг отдаю другому".
Чтобы заточить ножи требуется терпение. Перегреешь сталь, и она станет хрупкой. Плюс внимание. Плюс твёрдость руки.
Третий вопрос был самым коварным. Размышляя над ним, Лаперуз приходил в отчаяние. "Чему Судьба хотела меня научить?" Ведь, совершенно очевидно, что Глов вернулся раньше времени неспроста. "И Глов, и его дочка, и замок, и подвал – цепь событий тонка и настолько прочна, что подозревать в ней случайные звенья глупо. И девчонка в вязаной шапочке могла пройти другой дорогой… тогда бы я вошел в дом раньше".
