Его отвезли в инфекционное отделение ближайшей больницы, где врачи поставили предварительный диагноз – «дизентерия» и проведя полагающиеся процедуры положили в четырехместную палату.
Была уже ночь, соседи тихо спали. Привыкнув к небольшой ноющей в животе боли, Качалов тоже уснул. Проснувшись, он уже не ощущал боли, медицинская сестра, измерившая температуру, успокоила его, произнеся «тридцать шесть и шесть», и даже полагавшийся завтрак был им наполовину съеден.
К обеду Качалов почувствовал себя совсем хорошо, перезнакомился со всеми соседями и начал беспокоиться о том, что не прибудет вовремя на службу, в срок, указанный в предписании.
Конечно, в больнице дадут справку, но пока он будет здесь лежать в редакции бог знает что подумают. Приятели, выпивавшие с ним давеча, могут решить, что он ушел в запой, хотя ранее за ним такого не водилось. И позвонить не представлялось возможности, поскольку номер телефона редакции и своих приятелей остался дома в записной книжке.
Качалов переживал, что на работу он еще не вышел, а нехороший слух о нем уже пойдет, а тут еще этот протокол партийного собрания, который он привез с собой. Принесешь справку о том, что был в больнице, все будут понимающе улыбаться, намекая на то, что истинная причина несвоевременного прибытия понятна. Потом, конечно, разберутся, но, как в анекдоте, осадок останется.
Качалов предпринял робкие, а затем и более настойчивые попытки добиться признания себя здоровым человеком и выписаться уже в этот день, мотивируя свою настойчивость опасностью подхватить какую-нибудь заразу в инфекционном отделении.
Врачи поначалу вяло сопротивлялись, успокаивая пациента тем, что «как заразят его так и вылечат», но затем видя нарастающий напор и словоохотливость больного пообещали после выздоровления направить его из инфекционного в неврологическое отделение, если он не успокоится и не смирится со своей участью.
За три недели, которые Качалов провел в больнице он не только смирился с участью больного, но и с участью исключенного из Партии и изгнанного с работы, поскольку не коммунисты не могли работать на руководящих должностях в печатном органе Вооруженных сил. Он уже пытался подбирать варианты дальнейшего трудоустройства, но потом бросил это и даже сник.
Выписавшись из больницы и получив лист о нетрудоспособности, Качалов пришел домой и первым делом позвонил одному из приятелей, бывших с ним в «Жигулях», чтобы объяснить причину отсутствия и узнать обстановку в Журнале.
