– Нашёл я её! Совсем неприметной стала.
– Что ты нашёл?
– Могилку, ради которой и шёл сюда.
– Ты, батя, как всегда не перестаёшь удивлять меня, – пробурчал недовольно Михаил. – Ушёл, не сказав ничего, и куда-то надолго запропастился. Я тут не знал, что и подумать. Начал переживать за тебя, хотел уж было идти за тобой, а ты, значит, всё это время занимался поиском чьей-то заброшенной могилки? Нельзя было сказать мне об этом сразу? Неужели так приспичило, что нельзя было отложить ходку на завтра?
– Нельзя, сынок, никак нельзя. В сумерках её не отыскать, а завтра с утра может пойти дождь. Ползать по угору на карачках мало приятного. Можно и в реку скатиться.
– Чья хоть могилка? Можно узнать?
– Я и сам не знаю фамилии этой старухи, – ответил отец. – Совесть загрызла меня после того, когда она во сне ко мне вдруг явилась. Аккурат перед твоим приездом и приснилась. Без малого пятьдесят лет я о ней не вспоминал, а тут в образе ведьмы напомнила о себе. Я ей слово дал в двадцать четвёртом голу, поклялся можно сказать, что исполню просьбу после смерти, и, получается, оплошал, не сдержал обещания.
– Вот те на! Ведьма, могила. Мистика какая-то!
– Ладно, потом расскажу. А сейчас давай обживаться. Вицы хорошо вогнал? Связал прочно? Не вырвет ветром? – отец потряс вогнанные в землю толстые ивовые прутья, изогнутые дугой в верхней части, проверил прочность связки концов между собой.
– Молодец, – похвалил отец. – Не забыл моё учение, однако.
Он сразу включился в работу. Вдвоём они быстро изготовили шалаш, накрыв прутья травой и настелив внутри толстый слой лапника. Потом отец взялся за подготовку к рыбной ловле, а Михаил принялся стаскивать к шалашу со всей округи валежник и сухой хворост. У кромки воды подобрал несколько колечек старой бересты, выброшенной на берег ещё в половодье.
Когда наступил вечер, у них всё было сделано. Прикорм для рыбы, втиснутый в продырявленный носок, покоился на дне реки, несколько удилищ замерли в развилинах, воткнутых в кромку берега.
Михаил разжёг костёр, подкатил к нему две чурочки для сидения.
– Ставь чайник, – распорядился отец. – Кишки хоть смочим – урчат после жалкого перекуса, как ненасытная собака. Уху-то, пожалуй, придётся перенести на завтра. Ничего мы пока с тобой не выудили. Долгонько сюда добирались, упустили время.
– Можем и вовсе остаться без ухи, – усмехнулся Михаил. – Тут ведь как повезёт. У рыбы тоже глаза имеются. Ей хорошо видно из воды, какой сегодня рыбак устроился на берегу. Не понравишься ты ей – никакой приманкой не соблазнится. Уйдёт от вонючего носка, как можно дальше.
