— Где моя мама? — спросил он.
— И мне это интересно.
Мы смотрели друг на друга, мои щеки пылали.
— Я… — начала я, а он в тот миг сказал:
— Ты…
Мы оба утихли, и я поправила плащ, хотя это не требовалось. Как сказать: «Прости, что я испортила твою жизнь, прошу, не дай всем меня убить?».
Я неловко шагнула к стулу у его кровати, села на него раньше, чем он возразил. Он плотнее прижал к себе одеяло. Я отвязала клетку от пояса и опустила ее на пол.
— Слушай, — сказала я. — Прости.
— За что? — он был потрясен.
— За все.
Он нахмурился, качая головой, и отвел взгляд.
— Все не так просто, Элли.
Я ждала. Я знала Олэна Чантера достаточно хорошо, чтобы знать, что он не закончил. Он ждал, чтобы подобрать слова. Он взял мандолину и стал бренчать.
Я вздохнула, и повязка упала, узел ослаб, и она съехала. Я склонилась, чтобы поднять ее с пола, и охнула, увидев Скувреля в клетке, его глаза сияли, пока он смотрел на Олэна, удивленно открыв рот.
Он застыл, словно замер посреди действия. Я в ужасе посмотрела на кусочки тел вне клетки. Он разрывал товарищей и бросал их части на пол Олэна. Голова застряла между прутьев. Подавляя тошноту, я взяла край трости и убрала им голову. Я не хотела, чтобы это билось об мою ногу.
В миниатюре это пугало не так сильно. Или я стала привыкать к ужасам. Может, это было не так плохо, потому что это были мои враги.
— Может, хватит ерзать, Элли? — раздраженно прорычал Олэн.
Я села ровно, завязала шарф, чтобы видеть его.
— Это все твоя вина, — сказал он, музыка резко оборвалась.
— Ты сильно пострадал? — не было смысла отрицать свою вину, но я ничего не могла с этим поделать.
— Сильно. Я не могу встать с кровати сам. Я не могу пройти по дому без желания упасть. Мама не знает, что делать. Она в истерике. Как и Хельдра. От мужа нет проку, если он прикован к кровати.
— Есть, — сказал Скуврель с пола. — Ты удивился бы, как хорошо это могло быть.
Я пнула его клетку.
— Муж? — спросила я, губы похолодели. Я облизнула их. Это не помогло.
Он хмурился, и я не знала, почему он так злился, когда он сказал:
— Мы должны были пожениться, но я уже не знаю.
— Когда? — дыра появилась в моем животе. Он не намекал на симпатию ко мне. Просто всегда был дружелюбен. Больше других. И я начала надеяться… хотя это было сильным словом. Думать… нет, не так. Я стала воображать, что, если все сложится правильно, если я стану хорошей охотницей, когда подрасту, и он подумает обо мне.
— Когда все было правильно, — сказал он и вздохнул. — А теперь так уже не будет, Элли. Мой папа пропал навеки из-за тебя.
