Первый, кого она разглядела по ходу скачки, был гигантский рогач. Тот переборщил с габаритами, и тыркался между стволами, пытаясь просочиться к центру событий. Дубль-Гет с разбега вырубил его мозги и наподдал лбом, выбивая пробку из прохода. Пробка врезалась в ближайшее дерево и застряла в нём рогами. Не так, чтобы прочно, однако Нару с Шах хватило и этого, чтобы голова осталась висеть на дереве охотничьим трофеем. Тело билось на земле, пытаясь свернуться в привычный шар. Стартуя дальше за медведем, Наруга боковым зрением заметила крыс, кинувшихся получать подарок.
А впереди Дубль-Гет уже трепал третьего рогача — второй извивался под его лапами. Ребята, левой рукой цепляясь за шерсть, правыми вели огонь по огромным целям — хрен промахнёшься даже в акробатических кульбитах. В тыл не стреляли, боясь задеть девчонок, и, в принципе, помогали расчистить путь. Подбитых тварей, как всегда, принимались пожирать однополчане, позабыв о начальной цели этого светопреставления.
Вдруг медведь так резко затормозил, что Нар едва не врезался ему в задницу. Они с Шах моментально прикрыли бока товарища, щёлкая зубами от страха. Наруга до рези в глазах всматривалась в боковые иллюминаторы, но поняла лишь то, что ничего не понимает. Наплевав на осторожность, она выпрыгнула наружу и понеслась к морде Дубль-Гета. Если что, нырнёт в него. Или в кого-то ещё. А там доберётся по головам до родной кабины. Рядом моментально нарисовался Гет. Он мрачно смотрел на трёх медведей, стоявших спиной к спине: двух самцов и самку. В центре композиции бился наполовину ушедший в землю медвежонок. Его держали тремя хвостами, но, обвив малыша, те рисковали его задушить.
— Бубновая, — зло процедила Наруга и схватила мужа за руку: — У них ничего не выйдет. Только мы.
— Придётся, — буркнул он, оглядывая собравшуюся вокруг нечисть.
Та прекрасно знала, что медведи никогда не бросят малыша. Что они заложники ситуации, а потому здорово уязвимы. Вскоре взрослые устанут разбрасывать ментальные удары, окончательно стемнеет и тогда…
— Бубновая! — рыкнул Гет, ткнув пальцем в прыгучую мерзавку.
Какая огромная — ужаснулась Наруга. И тут её сердце рухнуло в пятки: бубновых было две. Они подбирались к добыче, а за ними резиновыми мячиками скакало потомство.
— Рискнём? — взмолилась она, впившись когтями в его руку.
— Должны, — процедил он. — Раз… два… три!
Наруга рванула вперёд на пределе сил оборотня. До Акери не дотянуться, но их собственные скоростные характеристики после ночёвок в игольнике здорово выросли. Настолько, что ей удалось разминуться с выброшенной навстречу зазубренной ногой. Развоплотившись, она поначалу задохнулась в тупом мареве голодной мути. Жрать, жрать, жрать — эти монотонные посылы опутали сознание, но опыт не пропьёшь, как говорят русские. Нарисованные человеческим воображением монстры ринулись на её бубновую со всех сторон. Они давили и пожирали её мелюзгу. Паучиха взбесилась, приняв морок за чистую монету, и резко развернулась, замолотив ногами во все стороны. Наруга изо всех сил напирала, чувствуя, что сознание высвобождается из омута вязкого голода. И паучиха поддавалась, атакуя ближайших врагов. Заварилась такая каша, что видимость сошла на нет — бубновая скакала с космической скоростью. Но ощущение близости Шатхии задавало направление. Оставалось надеяться, что хутамка сообразит, к чему они с Гетом затеяли этот кавардак.
