Я поняла, что они делают: готовят западню.
Андрей не увидит меня, пока не войдет на террасу. Власов не подставится — такие мужчины не любят риска, они любят выходить победителями.
Я взглянула на охранника.
У него был грубый профиль, решительно сжатые губы. Смотрел он вперед, не мигая — как будто ждал появления цели.
— Чего пялишься? — спросил он, заметив, что я смотрю.
— Вы ведь его не убьете? — прошептала я. — Ведь не убьете, правда?
Он усмехнулся, как неандерталец.
Не ответил, да мне и не надо было. Шум стих — люди Власова подготовились и затаились. Сердце колотилось в груди. Даже не знаю, за кого волнуюсь… За него, наверное. Была уверенность, что со мной ничего не случится. А вот с ним… Ждали долго. Ночной лес ожил от летаргии, вызванной нашим появлением. Постепенно становилось холодно — я была в халате поверх тонкой ночнушки.
Затрещала рация:
— Кирилл не отвечает.
— Это он, — хмыкнул неандерталец. — Приготовьтесь.
Я поерзала и он грубо схватил меня за плечо — не дергайся.
Пальцы впились больно, он сам нервничал. Выманивают, а сами трясутся. Знают Андрея, как сказал Власов.
Мучаясь от озноба и страха за него, я с надеждой вглядывалась в темноту. Они появились неожиданно.
Первым к нижней ступеньке террасы шагнул парень в перекошенном костюме. Я видела его в доме — в охране Власова. Пиджак распахнут, рубашка порвана, словно кто-то резко выдернул оружие из кобуры на боку и зацепил ткань. На колени смятых брюк прилипли травинки. Он надрывно выдувал воздух из разбитого носа. Блики от лампы сделали натянутую кожу на лбу желтой, как у покойника. Лицо искажено болью, правое запястье он держал на весу, бережно закрыв второй рукой.
Андрей стоял позади. Согнулся, спрятался за ним. Из-за головы охранника было немного видно левую, поврежденную сторону лица. Смотрел волком: пристальный, неподвижный взгляд исподлобья, мрачный, резкий изгиб сжатых губ. Как только они появились, охранник рядом со мной поднял руку с оружием. От движения волосы на затылке шевельнулись — до мурашек.
Стало так тихо... Даже дышать перестала.
В тишине раздался звук взводимого курка. Меня держали за плечо, чтобы не дергалась. К основанию черепа прикоснулось дуло.
— Кидай пушку, Ремисов!
Андрей ждал, рассматривая нас из-за живого щита.
Мне в глаза смотрел. Ждал, оценивая обстановку. Я не понимала, что он чувствует, мои глаза были полны боли, по щекам текли слезы, а его не выражали ничего.
— Здесь твоя баба, и живая, кидай! Мне приказали застрелить ее, если начнешь быковать! Сдавайся! Власов с тобой поговорит!
