— Ты без пушки? — коротко стриженный безопасник Власова прищурился. — Совсем пустой? А это что за хрень?
— Ослеп? — невнятно спросил Андрей. — Клубника для моей девочки. У нее день рождения.
Тот пялился на корзинку, не зная, что делать.
— Что спрятал?
Зачерпнул горсть ягод и раздавил об асфальт. Андрей смотрел, как он размазывает сладкую мякоть подметкой модного итальянского ботинка, а затем поднял глаза.
— Это подарок. Не порти, понял?
Безопасник отошел к машине. Уперев руку в бок, позвонил Власову.
— Шеф, у него ягоды… Подарок. Это согласовано? Хорошо.
Он вернулся с упаковкой зубочисток. Проткнул каждую клубничку, пока Андрей наблюдал за этим, стоя на коленях. Руки затекли — браслеты тугие, и с поднятыми руками тяжело. Колени болели. Безопасник не мог успокоиться, не веря, что он не прячет что-нибудь смертоносное в коробочке ягод.
— Ладно, — разочарованно протянул он. — Пусть берет.
Его обыскали еще раз, подняли и, нахлобучив на голову черный мешок, посадили в машину. Везли долго — может и кругами, чтобы сбить со следа. Как же Лену прячут от него.
Мешок содрали, когда машина остановилась.
Роскошный коттедж ярко светился окнами.
— На выход, — наручники так и не сняли, корзинку безопасник взял сам. — Заждалась тебя твоя девочка.
Я обернулась, когда в замке заскрипел ключ.
Власов обещал встречу. Я до последнего не верила, что Андрей придет. Но он стоял на пороге, опустив руки в наручниках.
— Входи, — ему скомандовали, как в тюрьме.
Андрей шагнул в комнату. Мягко, несимметрично улыбнулся, взъерошенный, но целый. Я боялась, снова будет избит…
— Моя девочка, — прошептал он, когда я пошла навстречу.
Поднял руки, чтобы обняла, и дал к себе прижаться. Я оказалась в плотном кольце скованных рук. От одежды пахло свежим воздухом, хвоей и лесом, словно он был за городом. Холодный. Каким-то непонятным образом уже родной мне. Я зажмурилась, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Я никого в жизни так крепко не обнимала. Ну, может, маму в детстве.
— Тише, тише, — пробормотал он. — Посмотри на меня.
За время в плену я стала неповоротливой. Живот под розовым халатом мешал, но я потянулась на цыпочках вверх, гладя Андрею лицо и шею. Ссадины на губах зажили, с шеи исчез страшный багровый рубец. У него было печальное лицо. Доброжелательное, но печальное. Глаза убитые. Наручники лишали свободы движений, он положил ладони мне на затылок и гладил большими пальцами. Грустно смотрел в мои затуманенные слезами и надеждой глаза.
