Указание комбрига начальник штаба молча принял к исполнению. Он посмотрел на меня и улыбнулся. В его взгляде я прочитал: «Прав оказался ты. Молчу». Михаил Михайлович никогда не уходил от ответственности и не перекладывал ее на других, если был виноват сам.
Наш комиссар бригады Муравьев к концу обеда совсем занемог. Уже несколько дней он чувствовал себя плохо, но старался этого не показывать, упорно крепился, не ложился, пытался преодолеть болезнь на ногах. Днем он все время находился в частях, вечером слушал доклады, давал советы, журил за упущения. Только вечером он, как бы стыдясь недуга, сказал:
— Как некстати навалилась хворь. В чем дело, понять не могу. Простудился, что ли?
На мое предложение показаться врачу замахал руками:
— Что ты! Уложит как маленького. Я их брата хорошо знаю!
На этом тогда закончился разговор о его болезни. Сегодня, однако, он не в силах был скрыть свое состояние. Тучный, переутомленный работой и напряженными боями, одолеваемый болезнью, военком слег, жалуясь на сильную головную боль. Термометр показал тридцать девять с половиной градусов. Врач послушал его, расспросил о самочувствии и, подумав немного, объявил:
— Очень похоже на сыпной тиф. Необходимо немедленно эвакуировать.
На рассвете мы расстались с нашим боевым другом — Анатолием Алексеевичем. Прощаясь, он грустно сказал:
— Желаю вам устоять, и не только устоять, а двинуться вперед. Верю, что скоро вернусь.
Муравьева отвезли вначале в медико-санитарный батальон, а через сутки на самолете эвакуировали в глубь страны. Меня вскоре же назначили комиссаром бригады, а начальником политотдела по совместительству стал Батенин.
С вечера разгулялась вьюга. Снег повалил вначале мокрый, затем начал хлестать с крупой. В косах берез, в проводах связи выл, путался ветер, сухо и ломко скрипели осинки. Пьяно раскачивались мохнатые ели. Быстро заносило дороги, тропы, землянки...
В такую непогодь думать о наступлении немцев особенно не приходилось. Плохо одетые, не привыкшие к нашим морозам, зимой они, как обычно, не наступали. Но на этот раз им пришлось расстаться с уютом домов и землянок. Не на шутку всполошенный положением своих войск под Старой Руссой, фюрер погнал их на выручку холмской группировки. Едва утром прекратился снегопад, как появились бомбардировщики, а потом началась и артподготовка. Она продолжалась почти весь день. Фашисты явно пытались расчистить от нашей противотанковой артиллерии большак Локня — Холм.
