Вокруг, даже в современном селении, расположенном в долине, разбросаны обработанные блоки. Их называют «уставшие камни», словно они сами шли, устали и прилегли отдохнуть. Некоторые валяются прямо на дороге, но их и сегодня не могут сдвинуть, нужна специальная техника. Кто не донес до места или разбросал эти камни?
Были у Фила фотографии полигональной кладки с ее пластилиновыми, словно оплавленными, «швами» – местами прилегания блоков. Блоки были не просто многоугольные, некоторые имели сложные вырезанные шипы, которые плотно входили в пазы. А какие странные выемки и формы имели отдельные блоки! Например, абсолютно симметричная полукруглая ниша!
Кто, кто же это сделал? Чем резал, чем шлифовал? Лазером? На фотографиях следы пропилов на камне, словно не гранит это, не базальт, а деревяшка, на которой обычная пила оставила след.
Нет ответов. Тысячи или миллионы лет прошли с тех пор, как существовали неведомые цивилизации, и камни были мягкими, будто дерево? А может, все-таки строителями были пришельцы, хоть Фил в них и не верит?
И вот еще интересная штука: между теми самыми протокипу, ровесниками великих египетских пирамид, и кипу инков промежуточных образцов кипу нет, как не найдено переходное звено в эволюции от обезьяны к человеку. Не сохранились они, эти звенья?
– Так почему все-таки инки не знали колеса? – спросила я.
– Как же не знали, когда их главный бог был в форме колеса? Я думаю, использовать колесо для передвижения или работы было просто кощунственно. Инки ведь и гончарный круг не использовали.
Часто в постели перед сном я просила Фила почитать мне на кечуа, тогда он брал текст инкской драмы «Ольянтай» и читал или просто что-то говорил, а я балдела.
Какой прекрасный язык, звучный и нежный, в нем свист крыльев коршуна – корша, и рокот воды, перекатывающей по дну гальку.
Кориканча, Урубамба, Чинчеро, Саксайуаман…
Ударение надо делать на предпоследнем слоге!
* * *
Я вела хозяйство как умела, получалось не очень хорошо. Мне помогала тетя Поля. Или я ей. И по-прежнему я называла Фила на «вы». Я все еще никак не могла привыкнуть, что он меня любит и, просыпаясь утром, думала: уж не приснилось ли мне это?
Фил из-за меня тоже не успевал делать свою работу, я ему мешала, но он не противился. Я пыталась ему помочь, печатая под диктовку на машинке его рукописи. Он печатал одним пальцем, а я – двумя, у меня получалось быстрее, однако половина его текстов была на латинице, нужно было оставлять пробелы, чтобы он туда что-то вписывал, в результате получалась полная путаница и ерунда.
