Это был отменный выход в свет.
Без досадных неприятностей.
Мы всех там поблагодарили и ушли, и никто — уж точно не я — ни о чём дурном не думал.
Понадобилось меньше двенадцати часов.
Мне следовало бы лучше понимать человеческую натуру. Но понимания у меня не было, а ignorantia legis neminem excusat, если, конечно, у человеческой натуры есть какие-либо законы. Крысы, черви, личинки и непостижимый мрак души. Великий философ Изабелла — это фамилия, не имя — однажды подметил: «Фурия в аду ничто в сравнении с посторонним». Не прошло и двенадцати часов, как острый укол в сердце доказал мне злободневность этого афоризма. И для меня, и для человечка.
Начало положила незнакомая мне женщина. Я не представляю, зачем ей это было нужно. Она не имела к нам никакого отношения. Возможно, она действительно такая сволочь, как утверждают все, кроме её раболепных зрителей. Зовут её Франко. Как-то там Франко. Она очень худая, словно ничего питательного ей удержать в себе не удаётся. А волосы у неё ярко-жёлтые. Непривлекательной не назовёшь, стандартам красоты соответствует, но есть что-то жестокое в чертах её лица, и улыбка её — улыбка хорька, а глаза обжигающе-холодны.
Она обозвала его чудовищем. И другими словами, часть из которых мне прежде слышать не доводилось: уродство, ошибка природы, гнусная насмешка над замыслом Божьим, омерзительное преступление противоестественной науки. Она сказала, как мне передали:
— От этой твари стошнило бы даже Иисуса!
Продолжили обозреватели. Ведущие новостных выпусков. И ручные камеры, и штативы, и объективы для дальней съёмки. Люди с нечёсаными волосами и щетиной на лицах, искавшие возможность оказать нам героическое сопротивление. Отвратительные газетёнки, которые выкладываются возле кассы в аптеках «Райт Эйд», рядом с колодами игральных карт и разными видами жевательной резинки. Мне случалось покупать там человечку средство для глаз.
Было много разговоров о Боге, всякие «естественно то» и «неестественно сё», что казалось мне по большей части крайне глупым. Но эта женщина, Франко, всё не унималась. Она мелькала повсюду, утверждая, что создание человечка было явным покушением безбожных атеистов и каких-то людей, которых она называла культурной элитой и «богачами-либералами», — попыткой извратить волю Божью и путь Господень. Меня признали «Доктором Франкенштейном», и люди с буйными шевелюрами и небритыми щеками принялись искать лазейки в лабораторию Технологического, желая увидеть связки проводов, гальванические катушки и генераторы Ван де Граафа. Но, конечно, подобного в нашей лаборатории не водится. Даже в яслях, где появился на свет человечек.
