Становилось всё хуже и хуже.
В коридорах со мной никто не заговаривал. Из-за серьёзных опасений приходилось держать человечка во внутреннем кармане. Даже Дженнифер Каффи была напугана и настроена против нас с ним. Она потребовала вернуть его одежду. Мы так и сделали, разумеется, но думаю, человечек полностью прав, говоря, что её поведение «чересчур малодушно для той, что раньше была такой милой».
Приходили угрозы. Очень много угроз. Некоторые с забавными ошибками: «этово» вместо «этого» — и тому подобными. Один раз кто-то метнул в моё окно треснувшую стеклянную дверь старой телефонной будки. Человечек прятался, но вроде бы не особенно был напуган этим внезапным крахом некогда доброжелательного мира. Люди, которые не имели ни малейшего отношения ни ко мне, ни к моей работе, ни к человечку, люди, которым мы не причиняли ни обид, ни беспокойства, стали крикливыми, гневными и такими разгорячёнными, что от них, казалось, даже пар исходил. Если и было какое-либо подобие между моим человечком и родом людским, то теперь всякое сходство исчезло. В сравнении он смотрелся, по сути, богоподобно.
А потом мне сказали, что мы должны уйти.
— Куда? — было моим вопросом.
— Нас не волнует, — ответили мне и поджали губы.
Сдаваться не хотелось. Человечек создан мной — мне его и защищать. Есть такое понятие, как личная ответственность. Это свойство нашей духовности. Отвергнуть — значит превратиться в дикое животное. Нет уж. Не по мне.
И мы с моим человечком — который одевался теперь, в основном, в салфетки «Клинекс», но при этом заметно продвинулся в освоении урду, кечуа и вышивки — отправились на холмы. Пользуясь выражением студентов Технологического, нас «подхватило ветром».
Я умею водить, у меня есть машина. Пусть меня и обзывают старой песочницей, пусть ехидничают: не звоню ли я друзьям при помощи двух бумажных стаканчиков и вощёной нити? не мешает ли моя любовь к Хинастере и Стравинскому понимать «Блэк Саббат» и Канье Уэста? — пусть, но всё же я человек современный. Как и в плане личной ответственности за себя и свои поступки, я иду в ногу с веком. Я принимаю и отвергаю. И твёрдо верю, что ответственный индивид именно так и должен себя вести.
Поэтому у меня есть машина, вместо аспартама я в пищу употребляю нерафинированный сахар, штаны ношу не приспуская их, а машиной владею сугубо практичной. Модель и год несущественны для данного исследования. Главное — судьба человечка.
Мы бежали, «подхваченные ветром».
