Если бы я мог объяснить ПТС, чего хочу, вся процедура заняла бы полминуты, — а так на всё про всё ушёл целый час.
Вернувшись в интерфейсную комнату, я сказал:
— Я иду домой.
ПТС начал обрабатывать фразу, и она переключила запрограммированный мной триггер.
Сенсорные комнаты транслировали остальным блокам ПТС звук и картинку того, как я выхожу из комнаты, закрываю дверь, иду по коридору, спускаюсь по лестнице, покидаю здание и направляюсь к машине. ПТС увидел, как я в неё сажусь и уезжаю.
Всё это он видел — и не только. Он слышал, ощущал, обонял.
Одновременно сенсорные комнаты не давали ходу данным из интерфейсной комнаты, и ПТС не знал, что я всё ещё там, выключил свет и прячусь за архивными шкафами.
В остальном всё шло как обычно.
Глаз обмануть оказалось легко. Как и ухо. И детектор движения. И аспиратор.
* * *
Он пришёл около четырёх. В светлом проёме нарисовался мешковатый силуэт. «Свет», — сказал он, и комната осветилась. Он был одет в спортивный костюм. Серый. «Единица и ноль», — сказал он, — полагаю, код для восстановления системы, — и индикаторы, начиная с «урагана», один за другим погасли.
Он вызвал конструкт и сказал ему бесцветным голосом:
— Привет, Ричардсон.
Конструкт ответил, подражая его тону:
— Привет, Ричардсон. — Покачал головой. — Звук как из бочки.
Потом улыбнулся:
— Оживший покойник, а?
Мужчина в спортивном костюме сел спиной ко мне и молча смотрел на конструкта.
— Ну, поведай мне, как оно, — сказал конструкт. — Не всё же мне рассказывать.
— Смерть реальнее, чем ты можешь себе представить. Он мертвее, чем ты способен вообразить.
— Конечно. — Широкая улыбка. — Я конструкт. Я не умею воображать.
— Ричардсон мертвее мёртвого. Даже сам он не мог такого вообразить.
— Не в этом ли и был смысл опыта?
Мужчина в спортивном костюме не ответил.
— Не вижу радости на лице. Это же прорыв!
— Пожалуй. — Он полной грудью вдохнул и выдохнул. — Дай мне Бирли.
— Выше нос, — сказал конструкт. — Это грандиозное приключение. Ты пройдёшь весь путь и ничего не забудешь.
— Заткнись и дай мне Бирли.
Конструкт Ричардсона помедлил ещё чуть-чуть. Потом, без перехода, в голограмме возник Бирли.
— Привет, — сказал Бирли.
— Привет, Джексон.
— Выглядишь неважно.
— Мне говорили.
— Начнём с лёгких вопросов? — спросил Бирли. — Его любимый цвет и всё такое?
— Его конструкт меня больше не интересует. — Он встал. — Я пришёл только сказать, что мне пора.
— Хватит, — не выдержал я.
При звуке моего голоса он дёрнулся, но не обернулся.
