Спасательный шлюп в полыхающем море - Брюс Холланд Роджерс

Дезертиры.

Когда я не вижу, куда двигаться дальше, когда мысли путаются, когда неясно, чего не хватает ПТС, чтобы он стал обителью, ковчегом, спасением моей души, — я думаю о дезертирах.

Думаю о людях на тонущем танкере. На мили и мили окрест ни огонька, только вода, чёрная и ледяная. Корабль объят пламенем. За краем горящего нефтяного пятна сидит в спасательной шлюпке человек и глядит на товарищей. Палуба кренится. Люди у борта машут руками, но человек в лодке не возвращается. Он изо всех сил гребёт, гребёт прочь. Тем, кто ещё машет, ещё надеется, им кажется, будто пламя взметнулось выше, но нет — то погружается в горящее море танкер.

Или так:

Полярник просыпается. Ему снились лёд и ветер, и наяву они же. Обмороженные руки, ноги в спальном мешке оттаяли и горят. Терпеть почти нет мочи, но он говорит себе, что будет жить. Пока спутник в силах управлять нартами — будет жить. На непослушных ногах выходит из палатки, щурится на солнце. Собак и нарт нет. Он долго смотрит, как ветер заметает следы полозьев.

В моих грёзах мертвецы свидетельствуют.

Со дна моря машут руками мёртвые моряки.

Из-подо льда торчит в обвиняющем жесте иссохший палец.

Наверное, когда-то я не осознавал неустанного биения сердца, — не помню. Вот самое раннее воспоминание: я лежу в постели, распахнув глаза в черноту, и пытаюсь представить, каково это — быть мёртвым.

Я спросил отца. Он был человек практичный.

— Примерно так, — сказал он, показывая часы, оставшиеся от моего деда — древность, работающую от сжатой пружины, а не от батарейки. Он их завёл. — Слушай.

Они тикали.

— Так и наши сердца. — Он подал часы мне. — В конце концов они останавливаются. Вот тебе и смерть.

— А что потом?

— Потом — ничего. Потом мы мертвы. Нас попросту больше нет — ни мысли, ни чувств. Ничего.

Он дал мне их поносить. На другое утро завод кончился. Я приложил часы к уху и услышал… да ничего не услышал.

Уже тогда, лёжа в темной комнате и думая о пустоте, я замышлял побег.

Сердце стучало, ведя обратный отсчёт.

Я не был одинок. После дипломной по нейронике я нашёл работу в университете и в проектах недостатка не испытывал. Но исследования — дело неспешное.

Тик-так, тик-так.

К пятидесяти шести годам я понял, что в гонке со смертью не успеваю. Повезло уже протянуть так долго — и это в самый расцвет террористического шика. Аграрное подполье и монетаристы переживали упадок, но им на смену пришло поколение бомбистов, раз в десять более активное и в сто — неразборчивее в выборе целей. «Пластит», «Пламя», «Имплозия»… Они называли себя как рок-группы. И, конечно, обычные уличные преступники — те не задумываясь шлёпнут тебя из сплиттеров и выдерут из твоего тела чип в надежде, что на нём хватит средств на дозу той или иной позарез нужной дряни.