Воздать погибшим вассалам своей семьи? Еще раз доказать покойному деду, что его внук чего-то стоит? По мнению Катрионы, за этой целью Майлз был склонен гнаться бесконечно. Но, в любом случае, она присоединилась к нему, когда он принялся вышагивать по периметру делянки, задумчиво пожевывая губу под маской и меряя взглядом окружающий ландшафт — такой прекрасный и такой смертоносный.
— Боже правый! — вдруг воскликнул Энрике, и оба поспешили обратно к нему. Ученый подобрал ветку и тыкал ею в рад-жука как минимум вдвое длиннее тех, которых они видели раньше под кустом индюшкиного сора. Жук сжался в комок и издавал тихое сердитое шипение.
— Это случайно не их королева, нет же? — с беспокойством поинтересовался Майлз.
— Нет-нет. Все рад-жуки — стерильные рабочие особи. Но они то и дело линяют и увеличиваются в размерах всю свою жизнь. Предполагается, что когда они достигают конца жизненного цикла, то возвращаются к месту сбора отходов и умирают там. Одна из задач, ответ на которые мы должны получить на этом участке, — это как долго средняя особь может выжить в полевых условиях. Я ожидал, что несколько из них к настоящему моменту уже погибнут, хотя, конечно, отдельные насекомые могут оказаться особенно устойчивы к радиации…
Он прищурился, явно рисуя перед своим мысленным взором нечто. Или отсутствие чего-либо. Потом подошел к ближайшей кучке отходов и поворошил ее своей веткой. Нет, среди свинцового цвета горошин не мелькнуло ни единого пурпурного кусочка.
С рассеянным видом он отошел обследовать еще несколько кучек отходов, разбросанных по участку.
Майлз встревоженно пошел за ним.
Наконец Энрике поднял взгляд от последней кучки и натянуто улыбнулся.
— Я тут подумал, не могли бы вы трое мне в этом деле помочь? Разойдитесь по разные стороны участка и пересчитайте жуков, которых увидите. Только обязательно загляните под листья, куски дерева и всякое такое.
Майлз, Катриона и Вадим послушно исполнили поручение; сам Энрике взял на себя дальний угол делянки. Тут Майлзу весьма пригодилась его трость: нескольким жукам не удалось от него укрыться ни под гниющими кусками дерева, ни под лиственным мусором, и, обнаруженные, они поползли прочь, переливаясь фиолетовым с золотом.
— Двадцать девять, — доложил Майлз.
— Семнадцать, — сказал Вадим.
— Двадцать три, — прибавила Катриона и покосилась на Энрике: губы у того все еще двигались, как если бы он что-то считал про себя.
— Двадцать шесть, — завершил он наконец.
