Затея была хороша, и я даже подумывал об "Истории русской советской литературы” в "пересказиках”. Отдаю эту идею желающим бесплатно: такая "История”, мне кажется, пользовалась бы спросом. Для "пересказика” современного произведения я выбрал роман Е. Евтушенко "Ягодные места” и под названием "Ягодичные места” отнес его в "Вопросы литературы”. Зам. главного редактора Лазарь Ильич Лазарев, всегда бывший фактически главным, очень смеялся и хотел печатать, но неожиданно подоспела в журнале разносная статья Эмиля Кардина об этом романе, а второй раз стрелять по тому же месту журнал не мог. У меня почему-то "пересказик” Евтушенко существовал в единственном экземпляре, и, когда я хотел его забрать, Лазарь виновато сказал, что его утащил и зачитал академик Храпченко. Между тем писать подобные вещи очень нелегко — надо внимательно штудировать тексты, которые порой трудно "прожевать”, так что я эти пародии забросил…
Подчас пребывание в отделе сопровождалось впечатлениями, которые в качестве интермедий нарушали однотонность институтской жизни.
В 1975 году, после смерти Сучкова, в институт из коридоров ЦК был откомандирован новый директор — Юрий Яковлевич Барабаш, который пробыл на этом посту недолго и через несколько лет ушел на повышение — первым заместителем министра культуры СССР. Новое назначение выглядело особо почетным, поскольку министр П. Н. Демичев был кандидатом в члены Политбюро. Помню, как в особняке Ростовых, в своем кабинете, В. М. Озеров, вернувшись с какого-то совещания, оживленно обменивался репликами с приехавшим из Ленинграда Д. Граниным: "Петр Нилович заметил…” — "Но Петр Нилович правильно сказал…” — "Петр Нилович совершенно недвусмысленно подтвердил, что Андрей Белый был советским писателем, ведь он и умер в России…” Потом оба они, воодушевленные интеллектом Петра Ниловича, ушли куда-то снова заседать, а я, терзаемый любопытством, спросил у Винокурова, секретаря Озерова: "Да кто же такой этот Петр Нилович?” Знатоком Андрея Белого, столь внятно определившим его место в русской культуре, и оказался, к моему удивлению, Демичев — кто бы мог ожидать от советского министра культуры подобной эрудиции! Пренебречь предложением Демичева у Барабаша не хватило сил (подобные демарши, надо полагать, вообще были невозможны в советских коридорах власти!), и на этом он, будучи человеком очень способным, многое проиграл, поскольку и Демичев, и само его министерство продержались в хаосе предстоявших перемен весьма недолго. К чести Барабаша, у него хватило решимости вернуться в ИМЛИ, где он раньше директорствовал, уже в роли простого научного сотрудника и выполнять здесь работу, куда более интересную и (не хочу никого обидеть) достойную, чем у многих высокопоставленных советских чиновников, — то бишь писать книги.
