В памяти моей, например, о Тбилиси 1972 года вовсе нет конференций, лекций и докладов, но до сих пор встают картины старого города, ласточкины гнезда жилищ над Курой, Пантеон на горе, с могилами Грибоедова и Нины Чавчавадзе, духаны, тифлисский базар, старик грузин со своей молодой женой, поставлявший в 1920-е годы медведей циркам всего мира и собравший на протяжении своей долгой жизни замечательную коллекцию шарманок — несколько он привез на пароходе из США (мы ужинали под открытым звездным небом в его четырехугольном дворе, а рядом, в шатре, рычал молодой медведь). И, конечно же, Гурам Хараидзе, который был в то время, по-моему, ответственным секретарем журнала "Литературная Грузия”. Мы тогда стремительно подружились, и Гурама стала одолевать мысль купить себе и мне в каком-то райпо под Тбилиси натуральные джинсы "Ли”, завезенные туда, по его сведениям, накануне. По пути он останавливал свою "Волгу” под окнами нескольких многоквартирных городских домов, чтобы уточнить эту информацию. "Гиви!” — взывал Гурам, и эхо разносилось по замкнутому двору. Открывалось окно на каком-нибудь этаже, и высовывалась женская голова: "Ой, Гурам! — кричала в ответ женщина. — Гиви вчера арестовали!” Эта сцена повторялась несколько раз — Шеварднадзе, ставший 1-м секретарем грузинского ЦК, "чистил” Тбилиси.
…В 1972 году я, рискуя в очередной раз поранить нежные души старых большевиков, разошелся со второй женой и остался без крова над головой. Снимать квартиру, платить алименты и жить на зарплату младшего научного сотрудника ради институтской канители было невозможно, и я впервые решил уйти из института, благо в это время Юрий Суровцев создавал журнал "Литературное обозрение”, куда позвал меня обозревателем, с хорошими гонорарами сверх зарплаты и жилищными перспективами (журнал был прикреплен к издательству "Правда”). "Обратитесь к директору, — посоветовала мне секретарь институтской парторганизации Лидия Михайловна Юрьева, обожавшая Сучкова не только "по-партийному”, но и по-женски (она могла не выходить из его кабинета часами, восторженно присутствуя при каждом священодействии власти). — Можете и квартиру попросить”.
Я пошел к Сучкову и выложил ему все как есть, кроме квартиры (институту действительно с минуты на минуты должны были выделить квартиру, но на очереди долго стояла главная бухгалтерша, одинокая нездоровая женщина, которая, правда, дождавшись жилья, быстро ушла из института, но перебегать ей дорогу, пользуясь директорским расположением, я не считал возможным). Директор был подготовлен к визиту и задал мне всего один, но очень выразительный вопрос: "Вас членом редколлегии приглашают?” Я растерялся: "Не знаю, об этом мы не говорили”. Сучков задумался еще раз — видимо, от моего ответа зависело, сколько он за меня готов заплатить: "Через две недели получите старшего научного сотрудника”.
