При всем при том у Щербины было две привлекательные черты — он любил женщин и любил выпить. Когда оба любовных устремления сливались в его характере одновременно, он становился неотразим и, подойдя на излете банкета к какой-нибудь хорошенькой аспирантке, мог задушевно предложить ей поехать немедленно куда-нибудь вместе: "Я покажу вам такое, чего вы никогда не видели!". Молодые женщины были ему благодарны за последующее покровительство. Своими впечатлениями, правда, никто из них так и не поделился, и можно лишь предположить, что Щербина показывал очередную статью, разоблачающую западных "советологов"... Однажды и я попал под его щедрую душевную раздачу: услышав концовку какого-то фривольного анекдота, который я рассказывал в кругу имлийской молодежи, он отвел меня в сторону и стал требовать, чтобы я повторил. Я долго конфузился, но он поставил ультиматум: если расскажете, получите отзыв ведущей организации через неделю (я готовился к защите кандидатской, а он параллельно заведовал еще и кафедрой в Московском педагогическом институте, куда мою диссертацию послали на внешний отзыв), а нет — так я ее месяца два держать буду... Обещание свое он выполнил, и отзыв я получил оперативно.
В 1971 году Сучков наградил меня (я еще ни разу не выезжал за границу) безобидной командировкой в ГДР, правда, под присмотром профессионального борца с западными советологами В. И. Борщукова (впоследствии Борщуков "по семейным обстоятельствам” навсегда выбыл в США, но политический темперамент сохранил и там — по слухам, он участвовал в марше на Вашингтон, когда Клинтон покусился на велфер, социальное пособие, которое наши эмигранты, наступив на горло своему классовому достоинству, готовы были получать даже из вражеских рук…). Однако нашему "антикиллеру” пришлось ехать одному: райкомовская комиссия старых большевиков (сейчас уже вряд ли кто-нибудь помнит о подобной структуре), сочетающих пенсионное безделье с общественно полезным трудом, меня не пропустила, поскольку я был женат второй раз и имел глупость сообщить им об этом. Вероятно, я показался им Казановой, который может оказать растлевающее влияние на нравственные устои стран соцлагеря. Впрочем, нельзя валить все на старых большевиков.
В основном зарубежные поездки зависели от самого института и от взаимоотношений сотрудников с дирекцией. В редких случаях поездки предоставлялись в качестве поощрения (как, например, моя несостоявшаяся) и почти всегда — людям проверенным и идеологически выдержанным, из ближайшего окружения. Так было во все доперестроечные времена — выезжали одни и те же, казалось, что это и есть их специальность.
