Признаться, я довольно долго находился под воздействием яркой личности Сучкова, умевшего, когда хотел или когда это было ему нужно, производить впечатление. Единственный раз, по какому-то душевному движению, я позвонил ему домой, чтобы поздравить с Новым годом, и услышал в ответ весьма необычное пожелание: "Побольше куражу, Вадим!". Сам Сучков был человеком с большим куражом, и в отношениях с подчиненными этот кураж проявлялся вполне отчетливо. Вместе с тем надо принять во внимание, что новый директор появился в институте сразу после разразившихся политических скандалов и, конечно же, в условиях особого присмотра за этим ненадежным учреждением. Отдел советской литературы с арестованным Синявским, с "новомирцем" Дементьевым, с М. Кузнецовым, бывшим "правдистом", перешедшим в новых условиях на крайне "левые" позиции, с "персональным" аспирантским делом, варившимся в недрах партбюро, представлялся ему источником особой опасности. Сучков боялся любых тем, связанных с возвращавшейся литературой 20-х — 30-х годов, с русским зарубежьем, боялся любых политических сложностей и аллюзий, которыми на каждом шагу пестрела советская история, а значит, и история литературы. Булгаков и Бабель, Замятин и Ремизов, Мандельштам и Пастернак — глаз не на ком остановить! Да что там Мандельштам — сплошные неприятности сулило даже академическое собрание сочинений великого пролетарского писателя!
Помню заседание в директорском кабинете: обсуждалась проблема публикации "Несвоевременных мыслей". Страстная речь Вайнберга, работавшего в горьковской группе ИМЛИ, — о том, что статьи Горького периода его резких разногласий с Лениным и большевиками многократно изданы на разных языках (в том числе и на русском) во всем мире и и ставить себя в дурацкое положение, делая вид, что их не существует, на Сучкова особого впечатления не произвела. В результате было найдено "соломоново решение": оттягивать издание острейшей горьковской публицистики в академическом собрании сочинений (а публицистическая серия составляла вторую его часть) сколько возможно и вопреки всякой логике перейти от художественных произведений прямо к третьей — изданию писем.
Не меньшие проблемы, я думаю, ставила перед Сучковым и современность. За соблюдением писательской "табели о рангах" заботливо присматривал Союз писателей, во главе с влиятельным чиновником Г. М. Марковым, но эта "табель" с трудом выдерживала литературоведческие критерии. Идеологически неустойчивые литературоведы были склонны поддаваться свободолюбивым и прозападным настроениям "шеститидесятников"; по другую сторону от них располагалось возрождающееся славянофильство, систематически подвергавшееся партийной критике. Через год после появления Сучкова в институте советскую интеллигенцию окончательно потрясло и раскололо введение войск в Чехословакию... Сучков маневрировал между ЦК КПСС, Союзом писателей, журналами, газетами, западной прессой.
