И вот он приехал, он будет жить в каком-то из купленных домов, он добьется усыновить ребенка, он разыщет ее… А пока дайте деньги обратно… Но денег у меня нет. «Обман, грабеж, я заявлю!» Исчез на месяц, вернулся, решил пожить, но страшно тосковал, говорил о ней все время, а то начинал кричать и требовать деньги, не будет он в этой дыре жить, уезжал в Андреаполь и там кричал-надрывался на вокзале и возвращался, кричал на меня. В конце концов я сказала, что положу на его имя в сберкассе Андреапольской и положила, хотя не сразу, когда набрала. Доходили слухи, что он еще выступал с обвинениями на улицах, в закусочной… Но с тех пор, как я перевела деньги, утихло. Я думаю, что его убили с этими деньгами. Еще год спустя звонили из ОВД Твери — розыск: узнавали про Ольгу. Я едва вспомнила ее фамилию.
В марфушиной избушке поселились интернатские ребята, а фин-ский на 210-м так и остался стоять пустым. Вряд ли сейчас от него что-то осталось. Архаровцев наших тоже жизнь разбросала в разные стороны. Имущество они пропили-продали, в доме, где они жили, запустение, наверно, сейчас уже обвалился он.
Были неудачи, как дальний гром. Были беды, но не подумала я, что это предупреждение.
В первых годах Любутки была перестройка, сыпались обломки старого уклада, и среди этого всего остались брошенными и голодали породистые лошади на ВДНХ. Какой-то человек увел к себе на дачу коня-трехлетку першеронской породы. Потом он замучился держать лошадь на участке, замучился и першерон. Через третьи руки подарили его нам. У нас тогда уже были Принц и Вишня, но дарового (почти) отчего не взять? Сказали, что он холощеный, на что фыркали, узнав, наши конноспортивные девушки, но когда увидели его, то перестали фыркать. Был он выше принца, шире в груди да и вообще по всем статьям превосходил. Масть почти белая в серых яблоках, а местами серая в белых. Ноги мощные, лохматые.
Шарлотта привезла его на грузовике, и (как и первых лошадей) прикатили ночью. Зима. Ни уздечки, ни седла — с уздечкой в Москве накладка вышла. Высадил шофер, как и тогда, на обрыв, до Любутки не довез, уехал. Вот она ночью из шнурков и проволоки (где нашла?) соорудила уздечку и привела коня. Наутро в ослепительном солнце предстал Першерон перед нами и был ослепителен, прекрасен, хотя и покрыт коростой, дерьмом, присохшим после дачной жизни. Как можно лошадь довести до такого? Попробовали его взнуздать, но он не давал, оказался необъезжен. И вот затеяли гонять его по корду — на веревке. Веревку держали несколько человек, а четверо по кругу стегали. И долго так гоняли, сами вымотались, пена клочьями летела с него, а он все не подпускал к себе с уздечкой. Как Шарлотте удалось договориться с ним ночью? Шесть часов продолжались учения. Потом он разрешил себя взнуздать, Шарлотту подкинули ему на спину без седла. «Ой! — взвизгнула. — Здесь болото!» Конь был мокрый от пота, промокла в момент и она. Но он рванул в галоп, они исчезли из вида, забыв, наверно, о мелких неудобствах. Вернулись они к вечеру, шагом. Так был укрощен конь, достойный Ильи Муромца (или же Добрыни Никитича, потому что белый).
