Ивашкинъ разсказалъ все описанное выше, начиная съ разговора съ дьячкомъ. Протопопъ, выслушавъ его, сказалъ съ величайшею горестію: "Ахъ, Аркадій Петровичъ! скажу тебѣ, брать, отъ сердца (Господь видитъ мою душу!): жалѣю я Виктора Ивановича, жалѣю Зуду, жалѣю тебя; но вы всѣ тутъ правы и -- Господь, защитникъ правыхъ, защититъ васъ: я твердо увѣренъ въ томъ! О себѣ же не говорю ничего: благо мы, яко смирилъ мя еси! Но истинно, скажу тебѣ, истинно сожалѣю объ этомъ погибшемъ Шайдуровѣ: онъ губить навсегда свою душу."
-- Еще хорошо было бы, если бы онъ губилъ только одну свою душу -- возразилъ Ивашкинъ,-- а то вѣдь онъ и насъ губитъ вмѣстѣ съ собою; теперь и намъ надобно подумать, какъ спастись отъ гибели. Не напишете ли вы къ преосвященному? На дняхъ отправляется въ Иркутскъ купецъ Саламатовъ: онъ бы, вѣрно, взялся отвезти отъ васъ грамотку....
"Но какъ онъ можетъ это сдѣлать -- сказалъ протопопъ,-- когда всякаго отъѣзжающаго строго обыскиваютъ?"
-- Да ужъ коли Саламатовъ только возьмется, такъ сдѣлаетъ! Это такой человѣкъ, отецъ Петръ, что на одной минутѣ десять разъ проведетъ насъ, грѣшныхъ... Чу! стучатъ!
Сильные удары въ дверь раздались въ комнатѣ,
Въ сіе время Марія, то вслушивавшаяся въ продолжавшіпся предъ нею разговоръ, то съ нетерпѣніемъ разглядывавшая бумагу, которую мичманъ старался отъ нея скрывать, уже готова была, по своеволію свойственному въ подобныхъ случаяхъ всѣмъ женщинамъ, ее вырвать, какъ раздавшійся стукъ вдругъ остановилъ уже протянутую руку.
"Дѣдушка! -- вскричала она въ испугѣ,-- спасайтесь, ради Бога, спасайтесь!"
-- Не бойтесь: это за мною! -- сказалъ Ивашкинъ съ величайшимъ хладнокровіемъ. -- Тише! Иду!" -- примолвилъ онъ, вставая со стула.
"Проворнѣе пошевеливайся!" -- раздался за дверью грубый голосъ.
-- Сейчасъ!
"Нѣтъ я не пущу васъ! -- вскричала Марія, ухватясь за его полу. -- Скажите мнѣ прежде, что они хотятъ съ вами сдѣлать?" --
-- Ничего, Марія Алексѣевна! ни болѣе ни менѣе, какъ на первый разъ засадятъ въ тюрьму...
"Въ тюрьму? Боже мой! я не пущу васъ! Викторъ! помоги мнѣ удержать этого несчастнаго!"
Пылкой мичманъ, волнуемый не менѣе Маріи самымъ живымъ участіемъ, также бросился, чтобы удержать Ивашкина.
-- Что вы это дѣлаете, дѣти мои милыя?-- сказалъ протопопъ. -- Я столько-же, какъ вы, тронутъ положеніемъ Аркадія Петровича, но этимъ нельзя помочь: на все есть свой порядокъ. Власть, какова бы она ни была, все власть, и противиться ей грѣшно...
