Камчадалка | страница 37

-- Ну, это предчувствіе еще не такъ страшно; однако жъ въ самомъ дѣлѣ поспѣшимъ, потому что Ольга, Павловна, вѣрно, уже дожидается насъ.

"Ахъ, Марія! какъ мнѣ нравится эта прекрасная дама!"

-- Но когда ты, Викторъ, болѣе познакомишься съ нею, то еще болѣе будешь любить ее. Это сущій ангелъ!"

"И потому еще долженъ я любить ее -- сказалъ мичманъ, сжимая руку Маріи -- что она воспитала для меня другаго ангела."

-- Нѣтъ, Викторъ! Я только тогда могла бы называться симъ именемъ, когда бы походила на нея во всемъ. Ты бы посмотрѣлъ, съ какимъ участіемъ она слушала дѣдушку, когда онъ просилъ у ней согласія на нашу свадьбу! Съ какомъ вниманіемъ разспрашивала она о тебѣ, исъ какою нѣжностію обняла меня и сказала:" Машенька! я не препятствую тебѣ. Дай Богъ, чтобы сердце твое тебя не обмануло! Признаюсь: твой женихъ и мнѣ понравился съ перваго взгляда. Будьте счастливы: онъ тобой, а ты имъ!

"Это прекрасное желаніе уже исполняется -- говорилъ мичманъ. -- Ахъ, Марія! есть ли на свѣтѣ человѣкъ счастливѣе меня?"

-- Есть, и это я! -- сказала Марія, взглянувъ на своего любовника со всею пламенностію страсти.

Говоря сіе, они подошли къ дому начальника и взошли на крыльцо. 

День имянинъ Антона Григорьевича былъсамымъ памятнымъ днемъ для обитателей Камчатки: ибо именно къ этому дню должны они были заготовить порядочный запасъ всякой всячины для подарковъ дорогому имяниннику. Подарки обыкновенно доставлялись ему изъ богатѣйшихъ острожковъ самими тоіонами, а изъ отдаленныхъ мѣстъ или исправниками, или присылались съ нарочными. Смѣшно было смотрѣть на почтеннаго Антона Григорьевича, когда онъ, бывъ въ душѣ величайшимъ грабителемъ, смиренно-мудренно сидѣлъ за Четіи-минеею наканунѣ своихъ имянинъ, и стыдливо поглядывалъ, какъ приходившіе купцы и тоіоны заваливали мягкою рухлядью казенку, нарочно для сего устроенную подлѣ его кабинета. "Благодарствую, другъ мой! -- говорилъ онъ каждому приносителю.-- Это вовсе лишнее. Кабы я не боялся тебя обидѣть: то ни за что бы не принялъ." По выходѣ же приносителя, онъ тщательно осматривалъ приношеніе, и если находилъ оное недостаточнымъ, то съ великою злобою говорилъ: "А, мошенникъ! ты еще, видно не ученъ! Пожалѣлъ лыка, такъ отдашь и ремень!" Всѣ эти приношенія были однако жъ только экстраординарныя; независимо отъ нихъ были еще систематическія, единожды завсегда опредѣленныя, о которыхъ мы слышали ужъ изъ устъ Тареи. Съ этими-то поборами пріѣзжали сами исправники, которыхъ Антонъ Григорьевичъ умѣлъ удивительно держать въ рукахъ: это былъ охотникъ со сворою собакъ, которыхъ онъ пускалъ на добычу, и которымъ позволялъ пользоваться и самимъ, накидывая въсіе время веревку имъ на шею, дабы, при малѣйшемъ со стороны ихъ неповиновеніи, имѣть возможность не только прибрать ихъ къ рукамъ, но и задавить въ случаѣ нужды. Находясь, какъ съними, такъ и съ другими довѣренными своими людьми, наединѣ) Антонъ Григорьевичъ хотя совершенно снималъ съ себя личину святоши, какъ въ семъ случаѣ мы къ чему не служившую, но за то надѣвалъ другую личину какой-то законности въ самыхъ мошенническихъ дѣлахъ, и рѣзкимъ начальническимъ тономъ требовалъ исполненія самыхъ беззаконныхъ приказаній, какъ справедливаго и необходимаго, или какъ должной дани благодарности со стороны ихъ, за дозволеніе устроивать свое состояніе. Боже сохрани, если кто оказывался въ семъ случаѣ неблагодарнымъ, то есть, не сбиралъ всего опредѣленнаго и осмѣливался пріѣзжать не только съ пустыми, хотя не совсѣмъ съ полными руками. Такой смертный грѣхъ случился наканунѣ настоящихъ имянинъ, съ исправникомъ Большерѣцкимъ, которому Тарея отказалъ въ оброкѣ наотрѣзъ, представивъ нужды и бѣдность своего острожка.