-- Да что ты не слушаешь, тетка? -- продолжалъ дьячекъ. -- Куда ты глаза-то вытаращила? Вѣдь я тебѣ толкую о важнѣйшей истинѣ, а ты....
Въ это мгновеніе одна изъ выбрасываемыхъ головней задѣла о крышу, и отскочивъ отъ нея, ударила въ лобъ дьячка съ такою силою, что онъ упалъ съ-размаху навзничь. Пьяные Камчадалы, вмѣсто того, чтобы помогать ему, подняли хохотъ. Одинъ мичманъ бросился-было къ нему, но дьячекъ, опомнившись, оттолкнулъ его отъ себя, вскричавъ съ запальчивостію. "Не прикасайся ко мнѣ: я знаю, кто ты таковъ!" Мичманъ съ удивленіемъ взглянулъ на разсерженнаго дьячка, не понимая причины его гнѣва, и, бывъ совсѣмъ не въ томъ расположеніи, чтобы сердиться на кого бы то ни было, оставилъ его безъ отвѣта.
Между-тѣмъ, какъ длился описанный въ предъидущей главѣ разговоръ, плясавшіе Камчадалы, у коихъ искуснѣйшимъ плясуномъ почитается тотъ, кто всѣхъ перепляшетъ, оспоривая другъ у друга пальму первенства, выбились наконецъ совершенно изъ силъ, пріутихлии, разсѣвшись на нарахъ, начинали дремать. Казалось, тихой, если не ангелъ, по-крайней-мѣрѣ, гамулъ покрылъ ихъ своею куклянкою, и юрта стала отдыхать отъ шума, продолжавшагося нѣсколько часовъ сряду. Но вдругъ эта давно ожиданная тишина была прервала происшествіемъ, имѣвшимъ комическое начало и самый трагическій конецъ.
Отецъ невѣсты, за неимѣніемъ водки послѣ купца, еще хватившій на-радостяхъ добрую порцію мухомора, совсѣмъ обезпамятѣлъ. Онъ лежалъ долгое время въ совершенномъ забытьи посреди юрты, и потомъ, блѣдный какъ смерть, съ мутными, испуганными глазами, вдругъ вскочилъ на ноги, и закричалъ изо всей силы: "Ай! ай! земля проваливается подо мною! пламень пышётъ изъ пропасти! адъ хочетъ меня проглотить живаго!... Куда мнѣ дѣваться? куда бѣжать?... вонъ они! вонъ!... вонъ! Кутха идетъ наравнѣ съ облаками и перешагиваетъ черезъ горы! Вонъ Пилучей несется на червой тучѣ и хочетъ ударить меня громовою стрѣлою! Чу! какъ закрутились подъ нимъ вихри и завыла буря! а вонъ и Митгъ, какъ огромный островъ, несется по морю и грозитъ мнѣ широкою пастью! А вонъ, вонъ и Гаечъ {Богъ ада.} уставилъ на меня изъ пропасти большіе глаза, какъ огненныя сопки, и протянулъ ко мнѣ двѣ руки, какъ двѣ листвяни! А сколько духовъ закопошилось и въ водѣ, и въ воздухѣ, и въ пламени! Хоть перебери пальцы всѣхъ Камчадаловъ, хоть всѣ волосы выдери у нихъ изъ головъ -- всѣ будетъ мало: имъ нѣтъ счету {Камчадалы считаютъ по пальцамъ, и когда переберутъ пальцы на рукахъ и ногахъ, тогда хватаются за волосы, это значить число несмѣтное.}! И всѣ на меня сверкаютъ огненными глазами! и всѣ грозятъ мнѣ окровавленными чекушами {Чекуша -- военное оружіе, состоящее изъ развилины, съ четырьмя рогами, насаженный на длинную палку.}?... О боги и духи! помилуйте меня многогрѣшнаго! (Камчадалъ упалъ на колѣна). Помилуйте и пощадите! Я каюсь въ грѣхахъ моихъ: пилъ я, грѣшный, горячія воды, мылся ими и всходилъ на горѣлыя сопки; ссорился съ женой за кислою рыбою; отскабливалъ, окаянный, ножемъ снѣгъ съ канасовъ; точилъ, многогрѣшный, топоры и ножи въдорогѣ, и даже -- какъ осмѣлюсь и сказать это? -- обдиралъ собакъ прежде наступленія великаго праздника; грѣховъ очищенія {Праздникъ сей, по-камчадальски; Чужлинвечь, бываетъ въ ноябрѣ; почему мѣсяцъ сей называется тѣмъ же именемъ. Вообще Камчадалы раздѣляютъ годъ на десять мѣсяцевъ, но по измѣненіямъ Луны, но по роду своихъ занятій, соотвѣтствующихъ извѣстному времени года и по другимъ отношеніямъ. Напримѣръ: декабрь называютъ Кукамлинлиначь,т. е. отъбольшихъ морозовъ ломаются топорища.}! Пощадите меня и спасите!"
