Частицы, изгнанные как продукты расщепления и патологической проективной идентификации, содержат - как мы уже отмечали - части эго, части объектов и части аппарата восприятия, будучи связаны образуют упоминавшихся ранее странные объекты. Эти частицы должны быть снова поставлены под контроль, чтобы психотическая личность могла попытаться развить вербальную речь. Пациент опирается на эти частицы - использующиеся в качестве прототипов идей - простраивая матрицу, из которой произойдут слова. Он еще больше запутывается, когда приходится использовать для формирования своих мыслей эти странные объекты. Из того, что осталось после психотического поражения, он будет пытаться реконструировать свой язык. С другой стороны, в силу того, что эти пациенты склонны быть чрезвычайно разрушительными, они атакуют связи зарождающихся мыслей непсихотической части личности, а также связи чувственных восприятий с тем, что они обуславливают. В результате этого, объекты могут так никогда и не прийти в контакт друг с другом так, чтобы их внутренние свойства сохранились и осталась способность соединяться, образуя новый психический объект. Это означает, что такие пациенты не способны формировать символы, не могут синтезировать объекты или комбинировать слова; они могут только накапливать или сопоставлять их (ставить их рядом). Атака на язык часто проявляется как лишение слов их значений. Это настоящее оголение (stripping). Во время синтеза мы имеем дело с разрушением как формирующегося языка, так и его матрицы. Эти процессы являются главными факторами для дифференциации психотической части личности от непсихотической. Садистические атаки на матрицу мышления и языка вместе с патологической проективной идентификацией фрагментов будут приводить к увеличению расхождения между этими двумя частями личности до тех пор, пока в конце концов стороны не станут ощущаться как непримиримые.
Пациент с доминирующей психотической частью личности ощущает себя пленником своего психического состояния. Он не способен освободить себя, поскольку чувствует, что лишен аппарата для осознания реальности, который представляется столь же важным для спасения, как и свобода, которую он страстно желает. Фантазия о заключении интенсифицируется, когда он чувствует себя окруженным отторгнутыми фрагментами, присутствие которых кажется ему угрожающим. Любые попытки синтеза будут чрезвычайно затруднительными; пациент может собирать объекты, но не может их связывать (см. Главу 6).
