Я забрал схему и отправился в столовую – там мы устроили штаб. Из какой-то аудитории выпорхнула стайка воспитанниц с полными руками учебных принадлежностей – они явно перебирались во флигель. Солдаты, занявшие позиции у окон улыбались и лихо подкручивали усы, принимая мужественные позы.
Наверняка полицмейстер предполагал разместить нас в другом месте, но – что сделано то сделано. Я собрал офицеров и унтеров, и мы, чиркая карандашом прямо на схеме, определили позиции для пулеметов, объем работы по укреплению первого этажа и место для наблюдательного пункта.
– Я даже знаю, кого ты посадишь на этот насест, – сказал Стеценко, имея в виду часовой механизм с балкончиком под крышей флигеля. – Тингеев?
– Ну а кто ж еще. А ты, подпоручик, отправишься к полицмейстеру, раз такой умный, – предварив его возражающий возглас, я добавил. – Разрешаю пойти в гражданском, попросишь местных – тебе покажут черный ход.
Тут в столовую вошла Пелагея Павловна, и все вскочили. Дама была разгневана и глаза ее метали громы и молнии.
– Они не пускают сюда пролетки и таксомоторы, представляете? Перекрыли все улицы, на площади соорудили нечто невообразимое! Мы теперь что – в осаде?
Следом за ней примчался, однако, Тингеев.
– Господин поручик! На площади так-то нечистая сила!
– Что? – вытаращились на него мы.
– Флаги-то синие!
– Тьфу, ты пропасть! Лоялисты?
– Я и говорю – нечистая сила!
Бог его знает, этого Тингеева, отчего он лоялистов нечистой силой назвал? Может, трудности перевода?
В любом случае я рванул к окнам фасада, и, отодвинув занавеску, уставился на приличных размеров баррикаду, которая перегораживала въезд на рыночную площадь. Лихие люди с синими повязками разбирали прилавки, тащили ящики и бочки, останавливали транспорт и таким образом добавляли новые и новые детали к своему фортификационному сооружению. Над баррикадой реяло синее полотнище. Да откуда их здесь столько?
– Тингеев! На других улицах то же самое?
– Кроме кладбищенской, господин поручик! Там пока тихо.
Стеценко покинул институт именно там, так что была надежда, что всё обойдется.
Солдаты таскали мешки с песком, и устанавливали их на окнах первого этажа. Напротив входной двери, между колоннами холла соорудили баррикаду – на случай прорыва. Семеняка суетился, подсчитывая наши и университетские припасы. Учитывая нас и сто восемьдесят восемь воспитанниц – получалось, в осаде мы можем просидеть дня три, не больше. Благо, с водой проблем не было – у них тут имелась артезианская скважина. В ответ на обвинения соратников в пессимизме я открыл ротную кассу, сунул в руке унтер-офицеру Демьянице несколько купюр:
