Худой пожал плечами и тронул вожжи. А я ничего лучше не придумал, как скомандовать:
– Рота-а-а! Добрым жителям Мангазеи – троекратное ура!
– Ура, ура, ура-а-а-а!!! – заорали солдаты, выплескивая накопившуюся досаду.
Толстый господин схватился за сердце, худой хмыкнул, вороны с крыш обратились в бегство с заполошным карканьем. Люди на тротуарах прятали улыбки. Я подумал, что, возможно, всё не так плохо, но тут мы вышли к рыночной площади.
Эта публика выстроилась вдоль прилавков: хмурые лица, поднятые воротники. Они даже не думали улыбаться, сжимая кулаки в карманах. И дай Бог, чтобы только кулаки…
Стайка мальчишек вырвалась откуда-то со стороны рынка, и порскнула в нашу сторону. Они корчили рожи, крутили кукиши и несли какую-то околесицу, иногда – в стихотворной форме:
Я хотел нормально жить,
Но придётся послужить.
Бойся меня, лютый враг,
Потому что я – дурак.
Или еще, более гениальное:
В армию дурак идущий,
Потому что не имущий,
Потому что я – тупица:
Нету денег откупиться!
Это было и вправду обидно – вообще-то у нас в роте больше половины были или старые фронтовики, еще с той войны, или добровольцы. Призывники тоже имелись, но в большинстве своем – сознательные. Если не считать Стеценку. Солдаты не реагировали, только морщились: в конце концов идти оставалось не так уж и много.
А потом, ровно в ту самую секунду, когда один из мальчишек швырнул в сторону нашей колонны яблочный огрызок, из-за поворота галопом вылетели примерно две-три дюжины кавалеристов. Откормленные кони высекали подкованными копытами искры из мостовой, на киверах всадников развевались роскошные плюмажи, а в руках они сжимали готовые к удару плети.
Ротмистр, который вел полуэскадрон, показался мне смутно знакомым. Он крикнул:
– Секи! – и первым принялся охаживать мальчишек по головам, спинам, по чем попало.
Его подчиненные налетели на людей с рынка, принялись теснить их. Доставалось и пацанам. Вдруг один из ребят упал с залитым кровью лицом, и какие-то люди из толпы кинулись к нему. Их сбили на землю лошади, кто-то закричал, раздался истошный бабий вой:
– Уби-и-или мальчонку!
Я чувствовал, что сейчас произойдет непоправимое – в сторону кавалеристов уже полетели первые камни. Мои люди смотрели на меня, ожидая приказов. Толпа напирала, кого-то стащили с коня и били ногами…
– Примкнуть штыки! Каре! Отступаем к зданию красного кирпича!
Это было первое, что пришло в голову. Я должен был защитить своих людей, не допустить чрезмерных потерь среди мирных жителей и разрушений их имущества. Красное здание было явно казенным – огромная кирпичная громада в стиле ампир, с колоннами, скульптурами нимф и атлантов и какой-то официального вида табличкой, с гербом. А я, как имперский офицер, мог пользоваться любым казенным имуществом – в случае необходимости. Полковник меня может и взгреет, но это еще когда будет…
