— Девушка! Тут в отделе работает кто?
Пятиэтажный дом, в котором Воронков жил после гибели родителей в автокатастрофе, был продуктом той эпохи, когда в каждом городе ударным темпом возводили «свои Черёмушки». Как ни странно, у этой пятиэтажки имелся лифт во внешней стеклянной пристройке, прозванной в народе «градусником», но хрущоба от этого не перестала быть хрущобой. Именно благодаря этому, обменяв двухкомнатную квартиру, где он жил с детства, на однокомнатную здесь, Сашка смог на доплату похоронить родителей и отдать деньги за вторую разбитую машину — оставшийся целым и почти невредимым другой участник столкновения оказался каким-то деятелем при какой-то пацанской бригаде. Не настолько мелким, чтоб братва ему сказала «твои проблемы — ты решай», но и не настолько крутым, чтобы сделать широкий жест и отпустить Воронкова «с миром».
Переться на самый верх пешком не хотелось, и поэтому Сашка нажал на кнопку около забранной решёткой железной двери. Наверху что-то лязгнуло, брякнуло, но лифт, висящий где-то этаже на четвёртом, двигаться не пожелал.
Пришлось всё же подниматься на своих двоих, причём, не иначе как в издевательство, когда Сашка добрался до середины пути, лифт как ни в чём ни бывало взвыл и поехал вниз.
«Ну всё не слава богу!» — раздосадовано думал он, ковыряя ключом заевший замок, и, открыв дверь, убедился в справедливости своих мыслей. Крохотный коридорчик не мешал взгляду сразу окинуть чуть не всю маленькую квартиру разом и отметить новую деталь пейзажа: тёмное пятно на потолке в углу комнаты. По краям пятна шла подозрительного желтоватого цвета кайма, а по обоям вниз спускались уже откровенно ржавые потёки. На полу и на столе, сохранившем в неприкосновенности сервировку поспешного холостяцкого завтрака (чайник, заварочник, грязная чашка, початая пачка рафинада и пустая банка из-под шпрот) тоже были пятна.
— Ну, гадство… Дождя ж не было! — вслух произнёс Воронков, обращаясь то ли к собаке, то ли к тряпичной кукле, сидящей верхом на заварочном чайнике. Джой смешно наклонил голову и что-то буркнул, а кукла ничего не сказала, а лишь внимательно и недобро глянула на Сашку.
«Чего-чего? Опять?!» — и Воронков, повернувшись к безрадостной картине спиной, пошёл на кухню, где вытряхнул в раковину ту самую мороженную щуку, купленную им в пику самому себе. Противное ощущение оставалось, и он вернулся в комнату — для этого всего-то нужно было сделать три шага по жалкому подобию коридора.
