— И напомни Туру, что за ним должок, — сказал мне в напутствие мясник. — Я человек терпеливый, но злопамятный.
Подивившись его словам, я с благодарностью приняла угощение и заторопилась дальше. Но вскоре снова остановилась: мое внимание привлек свет в окошке дома ткачихи. За душой еще звенело несколько медяков. Я немного поколебалась, а затем, скрепя сердце, все же решила с ними расстаться и выторговала у неприветливой женщины отрез самого дешевого конопляного полотна: грубоватого и плохо выбеленного, но все же крепкого. И уж потом потрусила сквозь свежие сугробы к нашей хижине.
Энги я застала во дворе: он был занят тем, что рубил дрова у подлатанного забора. Видать, от работы ему стало жарко, несмотря на крепчавший морозец: кожаный подлатник валялся на бревнышке, а сам Энги остался в нижней рубахе, закатав рукава до локтей.
— Где была? — хмуро спросил он, отирая выступивший пот рукавом.
— В деревню бегала. Мяса тебе купила к обеду, — я подбросила на руке полотняный сверток. — Из твоего же вепря мясо.
Он хмыкнул.
— Обед-то ты уже пробегала. Теперь к ужину будет.
Я настороженно зыркнула на него: не сердится ли? Но в болотных глазах не сверкали гневные молнии, и я облегченно выдохнула.
— Ты разве дома ужинать будешь?
— Да, — скупо подтвердил он. — Завтра с утра снова на охоту пойду.
Я припомнила слова мясника и, чтобы не забыть, проговорила их сразу:
— Мясник просил напомнить тебе о долге.
— Да знаю я. За тем и иду.
— Ты что, пообещал ему еще одного кабана? — удивилась я.
— Пришлось, — кивнул Энги не слишком-то радостно.
— А за что?
— За серебреник, — буркнул он с неохотой. — Торговался, гад, что грешник перед пеклом. Возьмешь там, на столе.
Несмотря на невеселые дневные хлопоты, я почувствовала, что мои губы растягиваются в улыбке.
— Да благословят тебя старые духи, Энги, — искренне поблагодарила я, радуясь, что еще одной плетью стало меньше. Одну-то как-нибудь вытерплю.
Он смущенно отвел глаза.
— И вот что, Илва… Я там ночью наговорил тебе всякого… Забудь это все.
— Почему? Ведь ты не сказал ничего плохого.
— Потому. О том никому не надо знать. Поняла?
— Поняла, — я согласно кивнула. — Не бойся, я никому не скажу.
— А за остальное… прости. Я не должен был распускать руки. Хмель попутал.
— Да ты ничего не…
— И зла на меня не держи.
— Я не злюсь на тебя, Энги. Только ты бы… кхм… пил поменьше.
— Поглядим, — хмуро ответил он и повернулся ко мне спиной, давая понять, что разговаривать больше не намерен.
