Лесной глуши неведомые тропы - Светлана Бернадская

Он пришел, лишь на час опережая рассвет;

Он принес на плечах печали и горицвет.

Щурился на север, хмурился на тучи,

Противосолонья обходил деревню,

И молчали ветры на зеленых кручах,

И цепные птицы стерегли деревья.

Группа "Мельница", "Чужой"

Леденящий душу вой ворвался в распахнутые окна маленького трактира, заставив гул оживленных голосов внутри утихнуть. Зловеще хлопнула ставня от внезапного порыва ветра, и старый скорняк Гилль выронил из трясущихся рук кружку с выпивкой. Я вздрогнула — не от волчьего воя, а этого резкого звука.

— У-у-у, нечисть, — проворчал в наступившей тишине сконфуженный Гилль. — Развелась тварей тьма-тьмущая… Страшно нос из дому высунуть.

— Жуть, как воют! — согласно забрюзжал в ответ пропойца Гунт. — Будто их там на части рвут.

— Да сами задрали, небось, кого-то, вот и воют, — со знанием дела промолвил молодой кузнец Хакон и украдкой метнул взгляд в мою сторону.

Я поспешно отвела глаза: меньше всего мне хотелось встретить его здесь. Но что поделать: казалось, все мужское население Трех Холмов перекочевало в трактир этим ветреным, студеным вечером.

— Что ни ночь — то козу утащат, то овцу…

— Не ровен час, на людей нападать начнут…

«Глупые вы люди! — хотелось крикнуть. — Неужели вы не слышите в волчьем вое жалобный плач? Тоскуют по кому-то из своих».

Но разве меня послушал бы кто-нибудь, скажи я правду? Уж лучше молча подождать, пока тучный трактирщик Ирах нарежет ломтями дымящееся мясо и разложит в тарелки голодных посетителей тушенную в подливе фасоль. В пустом животе предательски заурчало: сегодня за целый день в рот не попало ни крошки, но такова уж сиротская доля.

Ждать и терпеть для меня — привычное дело. Да помалкивать, хоть и нелегко это, с моим-то строптивым нравом. Старая Ульва всегда поучала: «Молчи, Илва, даже если напрасно на тебя клевещут. Смолчишь да глаза смиренно опустишь — целее будешь». Эту науку я хорошо усвоила, как и другие премудрости своей наставницы.

Мимо прошла дородная жена трактирщика, Руна, нарочно задев меня плечом, будто я была для нее пустым местом. Ни слова, ни взгляда — Руна никогда не питала ко мне нежной любви.

Впрочем, кому, кроме покойной Ульвы, до меня было дело?

— Уже сколько скотины порезали, твари, — забубнила трактирщица, деловито затирая на грубо сколоченном столе лужицу разлитого эля. — Совсем житья не стало от этих волков, с тех пор как старая ведьма померла. От новой-то вовсе никакого проку нет.