Я вскочила, будто на меня накинулся рой лесных пчел, и отступила от лежанки.
— Илва? — он резко приподнялся на локте и сонно заморгал глазами. — Что-то случилось?
— Нет. Ты сбросил одеяло, я подняла. Спи, еще рано.
— Рано? — он завертел головой, вглядываясь в светлеющее небо за окнами. Словно спохватившись, нахмурился и спустил босые ноги в смятых нижних штанах на пол. — Ох. Мне пора.
— Куда? — удивилась я, стараясь не глазеть на него.
— На охоту.
Ах, да, он же говорил вчера… А я и всерьез-то не приняла.
— Пожрать есть что?
Вздохнув, я быстро собрала на стол, пока Энги торопливо одевался. На душе неприятно скребло — некстати вспомнился съеденный волками конь и та молчаливая угроза, которую я прочитала в глазах нового вожака.
— Не ходил бы, — тоскливо протянула я без особой надежды. — Волки ведь близко…
— А я их не боюсь, — самодовольно вскинул голову Энги, уплетая за обе щеки яичницу с жареным луком. — Не на них ведь иду. А если и повстречаю, то шкура-другая мне тоже не помешает: надо же как-то добыть тебе еще три серебреника.
Моя попытка все равно была безнадежной, поэтому я лишь всплеснула рукой, чувствуя неприятную тяжесть на сердце. Его слова заставили меня призадуматься, чьей шкуры жальче: волчьей или собственной. Малодушно решила, что все же своей.
Пока я суетливо бегала из избы и обратно, хлопоча по хозяйству, Энги оделся, закинул за плечо лук, колчан, котомку со снедью и вышел во двор.
— Будь осторожен! — крикнула я вдогонку, понимая, что мои слова для него будут значить не больше, чем досадный порыв морозного ветра.
— Угу, — промычал он и зашагал в лес, оставляя хорошо заметные следы на припорошенной легким снежком стылой земле.
Без дела и мне сидеть не довелось: едва я успела прибраться в доме да выстирать вчерашнюю одежду Энги, в дверь торопливо постучали.
— Илва! — послышался снаружи мальчишечий голос. — Ты дома?
Я приоткрыла дверь в сени — за ней обнаружился Оле, один из многочисленных внуков старого мельника Огнеда.
— Чего тебе? — нахмурилась я, чуя неладное. Когда это деревенские приходили ко мне с добрыми вестями? Дайте-ка вспомнить: ах, да — никогда!
— Келде совсем худо. Мама за тобой прислала, велела поторопиться.
— Что с ней? — я одевалась на ходу, выдергивая из пучков сушеных трав на стене толику тех, что могли понадобиться с большой вероятностью. Лихорадка, кашель, грудная жаба, боли в животе — самые частые хвори в деревне.
— Горит вся и мечется. Пить-есть не хочет, криком кричит, и нас будто не узнает.
