— Не знаю, — я растерянно прислонилась плечом к дверному косяку. — А если прогонят?
— Не прогонят, — засмеялась Келда, — в такой праздник грешно собачиться. А увидят тебя среди всех — глядишь, и злословить перестанут. Одевайся, идем веселиться!
Показываться людям на глаза не очень хотелось. Но, поразмыслив, я решила, что в словах Келды есть правда: если я буду все время сторониться людей, все так и будут считать меня изгоем. Вон и Энги ищет общества односельчан: и на работу подвизался, и на охоту вместе с другими мужиками пошел…
При мысли об охоте между лопаток неприятно поскребли ледяные иглы. Вернутся, поди, мужики обозленные да посрамленные. Но что уж теперь… Зато невинные жизни удалось спасти.
— Ладно, — кивнула я. — Погоди немного, оденусь только и дары для Мары возьму.
На площади приготовления шли полным ходом. Женщины уже натаскали с крутых берегов речки-водогонки обтесанные быстрым течением камни и уложили в широкий круг — знак защиты от злой силы. Внутри него на подушке из соломы и хвороста красовалось соломенное чучело Мары. У ног духа зимы складывали жертву от каждой семьи: кто курицу, кто утку, кто ушастого кролика, а кто побогаче — то и целого козленка. Я и помыслить не могла, чтобы расстаться с одной из своих курочек, поэтому захватила для ритуального костра мешочек лесных орехов, пучок душистых трав и немного дикого меда. Жесткий взгляд Руны неприязненно скользнул по мне, когда я отходила от жертвенника: видать, мое подношение показалось ей слишком скудным.
Закончив приготовления, молодые девушки — и я в их числе — ступили внутрь каменного круга, а замужние женщины и вдовы остались снаружи. Затянули песню Зимогона, Келда повела хоровод посолонь, а в большем кругу женщины принялись кружить в обратную сторону. Так заведено, чтобы сбить с толку Мару, не то увяжется в танец с подружками Весны — не прогонишь.
Время от времени каждая девушка выходила из хоровода и вплетала в чучело горсть соломы, обмазывала растопленным воском или древесной смолой, обвивала стан сплетенной из сушеных стеблей крапивы веревочкой, а затем снова становилась в круг.
Ритуальная песня подходила к концу. Мару почтительно попросили покинуть людские жилища, поля и леса до следующего года, Келда взяла в руки промасленный светоч, как вдруг стройный хор голосов неожиданно сбился, рассыпался и смолк: со стороны леса показались охотники.
Мой взгляд лихорадочно заметался по очертаниям фигур: не угадываются ли за широкими плечами свесившиеся до земли волчьи туши? Но, вглядевшись, облегченно вздохнула: палицы для дичи были пусты, ничьи спины не сгибались под тяжестью убитых зверей; и чем ближе подходили несостоявшиеся загонщики, тем отчетливей виднелась угрюмая озлобленность на их лицах.
