Мое терпение иссякло. Я поставила на стол корзинку с ароматными булочками и села на край постели, откинув с плеч горемыки одеяло.
— Энги, вставай.
Молчание.
— Энги. Поговори со мной.
Молчание.
— Энги! Ты решил умереть от голода? — я в отчаянии наклонилась над ним и попыталась заглянуть ему в лицо.
Пустые глаза болотного цвета бездумно смотрели в стену.
— Энги! — я осторожно тронула его за плечо, стараясь не потревожить ран. — Сядь-ка и поговори со мной. Не послушаешь — и я выплесну на тебя ведро воды. Так и будешь валяться в мокрой постели. А я тебя не пожалею, даже в сторону твою не гляну, вот увидишь.
Спустя вечность, когда я уже не верила, что он ответит, тело нехотя зашевелилось и с тяжким вздохом поднялось, спустив на пол босые ноги в измятых исподних штанах.
— Почему ты не ешь? — твердо решив не отступаться, спросила я.
— Не голоден, — глухо ответил он, безразлично глядя перед собой.
— Святые духи! — воскликнула я, пытаясь поймать его взгляд. — Ты не разучился говорить! А я уж думала, у тебя язык отсох.
Он снова замолчал, слегка пошатываясь и опираясь на край лежанки руками — похоже, голод и вынужденное безделье отняли у него последние силы.
— Энги… — я накрыла рукой его ладонь.
— Что? — он разлепил сухие, потрескавшиеся губы. Мало того, что не ел, так еще и не пил, поди, как было велено. — Недостаточно поглумилась?
— Горе ты, — вдохнула я. — Охота мне над тобой глумиться? Как мертвец в доме лежишь, меня пугаешь. Сделай милость, поешь.
Энги шумно сглотнул и вновь пошатнулся, на миг зажмурившись — заболела спина? Я сняла с печи еще теплую похлебку и налила в другую миску. Снова села рядом и поднесла ложку к его рту.
— Ну? Мне тебя силой кормить?
— Я сам, — сказал он, по-прежнему не глядя на меня.
Неловко поднялся с кровати и как был, босиком, слегка пошатываясь и морщась при каждом шаге, подошел к столу и грузно опустился на стул. Не зная, что и думать, я поменяла миски, подсунув ему вместо остывшей похлебки теплую. Энги медленно съел несколько ложек, тяжело выдыхая после каждой. Я не на шутку встревожилась — не ровен час, и правда заморит себя до смерти! А где же брать силы для исцеления?
Его лоб покрылся испариной, будто он не жидкое варево хлебал, а весь день дрова рубил. Ему было тяжело сидеть — я видела это. Видела, как он ненароком оперся боком о высокую спинку стула, и его тут же задергало от боли. Сцепив зубы, я смолчала.
— Съешь еще булочку, — я пододвинула корзинку, все еще источавшую дивный запах, и кружку с ягодным отваром.
