И эта дрожь, возникшая, когда он коснулся её щеки… И странно правильная мысль прижаться к его ладони… Его большой палец был так близко к её рту, что она могла бы обхватить его губами… Но Мари даже не понимает, было ли это её порывом – или порывом той несуществующей девушки, которая провела долгие месяцы на Ла-Уэрте. Той девушки, которой Марикета точно себя не ощущает.
Но, блин, как только она закрывает глаза, перед сомкнутыми веками снова возникает картина из сна. Глаза Джейка, сияющие ярче, чем сотни кристаллов в окружающих их стенах пещеры. Его хриплый шёпот и яростные поцелуи. Руки, собственнически исследующие её тело. Умелые движения языка, доводящие до исступления.
Ладонь Мари скользит по телу помимо её воли. Нет, уснуть в таком состоянии точно не получится.
Первое прикосновение кажется слишком навязчивым, словно тело сопротивляется необходимости так касаться себя. Мари прикрывает глаза, раздразнивая себя пальцами, и где-то на периферии слышит звук льющейся воды – стены действительно как из картона – и нет, не может быть, неужели это Джейк? Впрочем, чему удивляться – Мари прекрасно понимает, что, учитывая связывающие их в прошлом отношения, он вряд ли мог остаться равнодушным к тому, в каком положении её застал… Но она об этом почти не думает. Она обхватывает свободной ладонью ноющую грудь, и почему-то мысль о том, что там, за стеной, Джейк, о том, что он может там делать, подводит к грани быстрее, чем отрывистые движения пальцев.
А Джейк сдавленно матерится, потому что в этой блядской гостинице точно какие-то нелады с водопроводом – он планировал принять ледяной душ, чтобы не вернуться сейчас же в комнату Марикеты и не пригвоздить её к постели собственным телом, а из кранов упорно льётся тёплая вода. Ладно, чёрт с ней. Встав под душ, он со стоном обхватывает ладонью возбуждённый до боли член. Когда Марикета призналась, что ей снилось, он словно ощутил это всё заново – её терпкий вкус на языке, её ногти, впивающиеся в его плечи, её голос, отражающийся эхом от стен грёбаной Пещеры Драгоценностей, его имя, срывающееся с её губ вперемешку с мольбами не медлить и не останавливаться, её победное «Боже, Джейк, да!», сбитое дыхание, дрожащие руки, сияние кристаллов, отражающееся в её восхитительных глазах…
По телу проходит дрожь – и его сперма украшает стену душевой кабины.
Как подросток, впервые познавший вожделение, ей-богу.
Несмотря на испытанное облегчение, Джейк всё ещё злится. Не то на себя, не то на Принцессу, не то на собственное тело, которое просто не может, блядь, не реагировать на неё, на самую желанную женщину на свете.
