Я же против воли посмотрела на Альгидраса. Тот смотрел в ответ, словно ожидая каких-то пояснений. Сперва я мстительно хотела соврать, что мы с князем обсуждали будущий праздник, который я жду с нетерпением, но вдруг поняла, что не смогу. Я отвернулась к палисаднику, разглядывая мокрую альпийскою горку, только чтобы не видеть его глаз. Он не имеет права так смотреть. Я — не его.
— Я пойду, — раздался за моей спиной голос Альгидраса.
— Я тебя завтра за воротами встречу, чтобы с отцом разминуться, — отозвался Миролюб.
Альгидрас сбежал по ступеням, кутаясь в плащ, и через мгновение скрылся на одной из многочисленных тропок. Даже не попрощался. Крыльцо скрипнуло за моей спиной, и я почувствовала, как плеча коснулась рука Миролюба:
— Не кручинься, ясно солнышко.
Я горько усмехнулась. Вот и всплыл вопрос о свадьбе. Только мне уже больше не было страшно — было больно настолько, что хотелось сесть на мокрые ступеньки и разреветься.
— Как Злата? Мне ничего о ней не говорят, — вместо этого спросила я, не оборачиваясь.
— Лучше ей. Кашель на убыль пошел.
— Добронега не пускает к ней.
На этот раз я обернулась, чтобы увидеть его лицо. Миролюб озадаченно нахмурился, на его лбу пролегла складка.
— Да? Может, поверья какие женские, — пожал он плечами. — Хочешь, у сестры спрошу?
Я помотала головой. Не стоило упорствовать, раз Добронега не хочет. Вдруг и правда какие поверья, а я влезу. Они над будущим ребенком трясутся как над чудом. Впрочем, это и есть чудо.
— У тебя много сестер? — спросила я.
— Пять.
— Ты их любишь?
Если Миролюба и озадачил мой вопрос, то он не подал вида.
— А как иначе?
— А есть та, которую больше других?
На этот раз он улыбнулся непривычно тепло, и его лицо разом просветлело:
— Есть, и ты ее знаешь. Я ревел два дня, когда мальцом узнал, что Златка в Свирь уедет, как вырастет. Это потом уж смирился, а по первости… Она моя любимица. Только никому не говори.
— Даже ей?
— Особенно ей! А то браниться будет. Она с детства говорила, что нужно всех равно любить.
Я невольно улыбнулась, понимая, что не ошиблась. Миролюб вправду нежно любит Злату. Оттого и печется о судьбе Свири. «Интересно, не предложат ли сейчас Злате остаться в отцовском доме до самых родов? Вдруг вся эта поездка была затеяна для того, чтобы убрать Злату из неспокойной Свири? А заодно и посадить Радима на короткий поводок», — вдруг подумалось мне.
* * *
Следующее утро сложно было назвать добрым. Добронега, возвращения которой я так и не дождалась накануне, сегодня ощутимо нервничала, и ее нервозность передавалась мне. Я понимала, что должна напрямую спросить, что происходит, но отчаянно трусила, изо всех сил цепляясь за иллюзию, что мне все это только кажется. Но как бы я ни старалась игнорировать ситуацию, мозг сам собой обрабатывал имевшуюся информацию, и я пришла к неутешительному выводу: мать Радима теперь смотрела на меня как на человека, который может представлять опасность. Причем началось это уже здесь, в Каменице, а вот что послужило толчком?..
