— Ты слышишь меня, Георгий, что с тобой? — настойчиво повторила она и осторожно коснулась его плеча.
— Ничего… — ответил он.
— Где Люба? — Елена опять тронула его за плечо.
— Она ушла…
— Она придет! — вдруг сказала Елена.
Георгий медленно повернулся к девушке, посмотрел на нее каким-то странным взглядом, точно впервые увидал. Елена не опустила глаз.
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
— Я тебе говорю, Георгий, она вернется. Я знаю, она вернется.
Георгий тяжело вздохнул и болезненно нахмурился. Потом бросил на нее косой, сверкнувший взгляд.
— Этим нельзя шутить, — пробурчал он.
— Ты похож сейчас на ребенка, — усмехаясь, сказала Елена. Ей вдруг захотелось потрепать его спутавшиеся, густые волосы.
— Девчонка! — воскликнул Георгий. — Когда ты научилась так разговаривать?
Елена сжалась, ей захотелось выскочить из комнаты. Она собрала все свое мужество.
— Как ты разговариваешь с женщиной!
Георгий насупился, засопел и повернулся к ней спиной, всем своим видом говоря, что не желает иметь с ней никакого дела. Вдруг он резко обернулся:
— Да говори же, в конце концов, что ты знаешь? Она тебе писала или ты разговаривала с ней перед отъездом?
Елена встала и начала медленно отступать к двери, растерянно глядя на него. Что она могла ему ответить? Она боялась расплакаться и расстроить его еще больше. Скорее уйти, скорее…
Георгий вскочил и быстро подошел к ней.
— Извини, Елена, — просто сказал он, — я веду себя и в самом деле глупо. Ну… я не буду больше. Сядь, пожалуйста, прошу тебя.
Елена стояла перед ним и молча слушала его извинения.
— Нет, я не останусь, — строго сказала она, в упор глядя на него. — Успокойся, возьми себя в руки, тогда мы поговорим. Я могу только сказать тебе еще раз: она вернется…
Я не выдумал отъезда Любы в Сербию ради «интересности» сюжета. Так действительно было.
У повести-документа есть свои законы рождения, не похожие на законы научно-исторического исследования. Иногда мне приходилось писать некоторые сцены, руководствуясь лишь побочными данными и впечатлениями от облика Димитрова, которые возникали после всего, что я прочитывал или слышал о нем от людей, хорошо его знавших.
Но и главные события и решающие конфликты характеров — не произвольная выдумка автора.
Нет, я не выдумал отъезда Любы. В записках старой коммунистки, ныне уже умершей Елены Кырклийской — той самой Елены, которая изображена в моей повести в пору, когда была молодой, яркой девушкой, я прочел следующие строки:
