— Георгий, — произнесла Люба, шагая подле него по темным улочкам, — мне тяжко говорить, но я все обдумала и должна сказать… — Она заметила, с какой тревогой посмотрел на нее Георгий. Ей трудно было продолжать.
Георгий, наверное, почувствовал ее состояние и сказал, как бы ободряя ее:
— Говори, я слушаю.
Ей даже показалось, что он ждал разговора, готовился к нему.
— Я должна уехать, — сказала Люба.
Георгий остановился на темной улице и молча смотрел ей в глаза.
— В чем бы я ни был виноват перед тобой, ты этого не сделаешь, — сказал он, отступая от нее.
— Ты ни в чем не виноват… Пойдем.
Некоторое время они шли молча. Люба снова заговорила:
— Врачи запретили мне работу. И стихи я не могу писать… Не знаю отчего. Может быть, для этого надо все время гореть, как и ты, а может быть, потому, что я давно оставила поэзию. У меня не хватало ни сил, ни времени для стихов и для тебя, и я выбрала тебя. А наверное, все-таки, я не должна была бросать ни тебя, ни стихов. Лучше бы совсем сгореть, чем сейчас…
Георгий молчал. Любе показалось, что только сейчас он начинает осознавать смысл ее слов. Его рука, на которую она опиралась, перестала быть неестественно напрягшейся.
— Милая Люба, что же нам теперь делать? — сказал Георгий, осторожно пожимая ее пальцы.
— Мне надо уехать, — сказала Люба.
— Моя Люба! Мне казалось, что я знаю тебя, а я все-таки не знал. Как ты будешь жить там?
— Я привыкла жить самостоятельно. Ты ведь знаешь, у меня не было родного дома. От тетки ушла с тринадцати лет, зарабатывала себе на хлеб. Потом Белград, Вена, работа белошвейкой на богатых господ… В Белград приехала в поисках работы совсем девочкой. Тот человек, который стал моим первым мужем, — я знаю, тебе всегда неприятно, когда я вспоминаю о нем, но сегодня я должна сказать, — он хотел сделать из меня послушную домашнюю работницу, и я не вытерпела. Ушла от него через несколько месяцев, хотя мне и некуда было идти. Я скиталась
всю молодость, так ясе как скиталась и ваша семья, и другие бедняки. Не обвиняй себя в том, что ты не понимал меня. Зачем эти мучения? Просто мне не привыкать скитаться — вот в чем дело…
Они долго молчали, шагая рядом, и со стороны могло показаться, что в этот поздний час идут по пустынным, темным улицам города двое влюбленных. Впрочем, так оно и было.
— Я никогда не примирюсь… Ты можешь уехать, но ты не в силах заставить забыть себя.
— Георгий, я думала, что ты поймешь меня и поможешь мне быть сильной. А ты…
